Голова у Томаса не переставала кружиться с того самого момента, когда он, повинуясь чему-то пылкому и прежде ему незнакомому, предложил Ньюту остаться у него на ночь. Намек Ньютом был не просто понят, а схвачен на лету. Видимо, сам парень испытывал нечто похожее, и потому ответ его прозвучал нетерпеливо, на выдохе, как обычно бывает, когда рассудок перестает быть главной движущей силой и отключается.
То, что Ньют в конце концов поднялся в квартиру, Томас, лениво и безучастно перекатывавший ложку в стакане, сидя за стойкой в кухне-гостиной, понял по шуршанию шагов в коридоре. Ньют просунул голову в проем и помахал Томасу рукой, походя при этом на незнакомца, по ошибке зашедшего в чужой дом.
— У тебя футболки есть какие-нибудь? Хотя… Не надо. Ты ж не против, если я душ приму, да? — Ньют навалился плечом на косяк, перекрестив одну ногу с другой.
Томас мгновенно вскинул голову, посмотрел на Ньюта, будто бы не узнавая, и ответил:
— Иди, конечно. Полотенце чистое в ящичке наверху возьми.
Благодарить Ньют не стал. Томасу даже показалось, что Ньют спрашивал формальности ради и не будь он приверженцем хотя бы элементарных правил этикета, то точно молча прошествовал бы в сторону ванной, попутно сцапав что-нибудь из одежды. Ведь у тех, между кем все предельно ясно, так и бывает?
Томасу надоело гонять ложку по стакану. Какое-то время он вслушивался в накрывшую квартиру тишину, которая каким-то образом поглотила Ньюта. Спустя некоторое время знакомые шаги с легко угадывающимся ритмом хромоты прочертили пунктирную от одной двери до другой, щелкнул выключатель, все снова на мгновение замолчало, затем кран повернулся, и вода застучала по кафельной плитке. Томас продолжал сидеть, буравя взглядом обои на стене, где с давних пор отпечаталось некогда заметное, но теперь, после многочисленных попыток стереть его всеми возможными средствами, достаточно бледное винное пятно — результат одной из немногих дружеских посиделок. Друзья с той посиделки, как и подобает многим школьным друзьям, разъехались, в какой-то мере забылись и в жизни никогда больше не появлялись, ассоциируясь отныне только с алкогольным отпечатком на обоях. Томас удивлялся, как вообще могут столь незначительные вещи накапливать в себе воспоминания столь прочно, что при одном взгляде на них в голове словно что-то переключается, а картинки из прошлого начинают мелькать одна за одной. Он мог лишь догадываться, станет ли что-то столь же незначительное ключиком к воспоминаниям о сегодняшнем дне и еще не оконченном, а предстоящем вечере.
Томас поднялся, оставил стакан на краю раковины, заглянул в холодильник неизвестно зачем, пробежался беглым взглядом по скудно уставленным полкам. Заметил запоздало, что рука, впившаяся в дверку, трясется, а ей в такт — плеск воды в бутылках, коими заставлены были специальные ячейки. Наверное, реакция такая вполне ожидаема и, более того, вполне предсказуема. Но все равно не в его духе.
Он бродил по квартире, поднимая те вещи, что валялись или висели абсолютно не к месту (например, посреди коридора, на книжной полке или дверной ручке). Внимание его привлекла фотография, просмотренная столько раз, что даже мельчайшие детали: фигура нагнувшегося за резиновой игрушкой мужчины, кусок ярко-красной футболки тренера, странный дельфинчик, искаженный водой, который выглядывал из-за спины мамы и которого после капитального ремонта в спортивном комплексе в бассейне больше не было, — запомнились на веки вечные. Тогда он занимался плаванием. Сначала потому, что мама настаивала на этом чисто из профилактических соображений («с твоей предрасположенностью к ССЗ тебе это только на пользу пойдет!»), а затем — потому, что втянулся. Ему это понравилось. Но, как нередко случается с горячо любимыми в детстве хобби, позже, когда к Томасу на цыпочках подкрался переходный возраст, с плаванием он порвал, несмотря на уверения тренера, что ему многого удалось бы добиться, стать профессиональным спортсменом, и слова мамы о том, что ему просто нужно хотя бы чем-то заниматься в жизни, а не слоняться бесцельно из угла в угол.
В какой-то момент, прямо перед выпуском из школы, Томас, не знавший, куда податься и что делать со своей жизнью, осознал правдивость маминых слов. Ему необходимо было делать хоть что-то. Учебу в колледже мама бы не потянула, и потому оставалось лишь работать в книжном и ждать, когда в жизни произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее, что-то, что перевернет мир Томаса с ног на голову. Он, конечно, догадывался, но не был до конца уверен, что это самое «что-то» окажется на самом деле кем-то.