Царь

Неожиданно прибывают Ян Кротошевский и Николай Тавлош, большие послы польского короля и литовского великого князя. Странное время выбирает хитроумный король. Уже установлено, что его люди сплетали крамолу, которая клонилась к отторжению Великого Новгорода и Пскова от Московского царства, давняя мечта, сладкая грёза и польского, и литовского панства, и вот только что крамола обличена, заговорщики схвачены, появляются его соглядатаи, чтобы разнюхать подробности, а может быть, и ради того, чтобы заплести новый заговор, ведь обыкновенно послов отправляют не для одних явных, но ещё больше для тайных переговоров. Что на этот раз нужно польскому королю? Иоанн высылает к нежданным гостям своих ближних бояр. Ближние бояре вскоре доносят, что король Сигизмунд сильно озабочивается полоцкими границами, которые до сего времени так и не удалось обозначить, хотя со дня блистательного полоцкого взятия миновалось семь лет. Царь и великий князь не может, не имеет права поверить, будто большие послы столь неожиданно прибыли ради такого второстепенного дела, ради старого спора о неподатливых полоцких рубежах выбран уж слишком неподходящий момент. Иоанн повелевает ближним боярам полоцкой земли ни пяди лживым ляхам не уступать. Разумеется, на посольском подворье заваривается привычная катавасия, когда все разом кричат, вопят и бранятся, яростно требуют, кто Смоленска, кто Киева, и готовы подраться, последний логический довод как в думских, так и в посольских баталиях. И вдруг послы испрашивают личной беседы с царём и великим князем: мол, поручено им до крайности важное дело, кое обсуждать возможно только с самим государем и только с глазу на глаз. Час от часу не легче, не иначе как морочат послы: об чём могут они трактовать с ним да с глазу на глаз? Он всё-таки позволяет послам явиться в свои покои и удаляет ближних бояр. Ян Кротошевский начинает с того, что именно в нынешнее время московскому царю и великому князю выгодно в полоцких землях весьма и весьма поуступить и подписать с Речью Посполитой если не вечный мир, то хотя бы прочное перемирие. Иоанн, всегда приветливый, ласковый и лукавый, понятное дело, вежливо, негромко осведомляется, что за время нынче такое, Панове, чтобы свои земли вам отдавать, на дворе весна как весна, солнце вовсю, грязь да ручьи, ты, Ян, об чём? В ответ Ян Кротошевский заводит чрезвычайно странную речь:

— Паны радные государя нашего короны польской и великого княжества Литовского советовались вместе о том, что у государя нашего детей нет, и если Господь Бог государя нашего с этого света возьмёт, то обе Рады не думают, что им государя себе звать от басурманских или от иных земель, а желают избрать себе государя из славянского рода, по воле, а не по неволе, и склоняются к тебе, великому государю, и к твоему потомству.

Нельзя сказать, чтобы столь внезапное, столь значительное и чрезвычайно почётное предложение, поднимающее его превыше всех прочих государей Европы, ошеломляет царя и великого князя, восседающего в своём скромном чёрном кафтане на своём наследственном раззолоченном кресле, или кружит его будто бы, по злоречию недругов, некрепкую голову. Головой-то он как раз и силён, и не Яну Кротошевскому его обмануть. Он этого ясновельможного Яна видит насквозь. Он и сам в недавнее время закидывал удочку, в какую сторону склоняется польская и литовская Рады, так что самая мысль о предстоящем выборе нового короля и великого князя его не может застигнуть врасплох, да и о том, что раздаются голоса в его пользу, он тоже слыхал, есть у него свои люди, на месте предательски выданных Курбским, и в Вильне, и в Варшаве, и в Кракове. Только вот хитроумный Сигизмунд Август всё ещё жив, так к чему именно нынче-то клонится разговор? Или после провала алчных надёж не мытьём, так катаньем, с помощью заговора овладеть Великим Новгородом и Псковом подбираются этаким способом вовлечь неподатливое Московское царство в подлый союз, именуемый Речь Посполитая, в котором Московское царство утратит самостоятельность, ведь большинство в той растрёпанной, разноголосой республике всегда останется за польскими да литовскими панами, а его-то в любое время могут переизбрать, как и свои подручники размечтались, московские-то князья и бояре? Или умысел-то злодейский помельче, попроще: очень хочется под эту приманку кое-что от полоцких земель ухватить? Он привычно сутулится, морщит высокий, рано оголившийся лоб, отвечает миролюбиво, уклончиво, рассудительно, выжидая, что этот Ян сможет ему возразить:

— Эти слухи у нас были и прежде. Так у нас Божиим милосердием и прародителей наших молитвами наше государство и без того полно, так вашего нам из чего же хотеть? Но уж если вы нас хотите, то вам пригоже не раздражать нас, а делать так, как мы повелели боярам своим с вами о делах говорить, чтобы христианство было в покое.