Царь и султан: Османская империя глазами россиян

Уже в XVII столетии западноевропейские авторы начали говорить о военном упадке османов, чего нельзя сказать о российских авторах этого же периода. В своем описании русско-турецкой войны 1677–1681 годов автор знаменитого Киевского синопсиса Иннокентий Гизель писал, как в 1677 и 1678 годах османы пытались взять Чигирин «всякими воинскими промыслами, беспрестанными приступами, подкопами, гранатами, [и] бесчисленною стрельбой»[333]. Хотя Гизель представил эти, не имевшие явного результата кампании как победу российских войск и верных царю украинских казаков, он приписывал такой исход божественному вмешательству, а не военной изощренности победителей[334]. На самом деле Чигиринские походы, как и Крымские походы князя Голицына в 1687–1689 годах, а также первый Азовский поход Петра I в 1695 году, выявили несовершенство российских войск и их стратегии, а также заставили царских военных с уважением отзываться о своих противниках. Так, участник Крымских и Азовских походов А. И. Лызлов отдавал должное «вымыслам воинским» османов и отмечал их качество «быти всегда готовым на войну» и «употребляти прудкости дивной в наступлении». Он также отмечал личное участие султанов в кампаниях, как и их помыслы исключительно «о броне и оружии военном»[335].Анонимное описание Османской империи, составленное русским, побывавшим в турецком плену, утверждало, что янычары «на войну крепки», хотя и «война их не по науке есть»[336].

На протяжении последующего столетия систематическое заимствование европейских военных институтов и практик оказывало большое влияние на российское восприятие османского способа ведения войны[337]. Хотя поражение Петра I на Пруте в 1711 году продемонстрировало, что султан все еще является грозным противником, последующие войны убедили российских военных людей в ущербности османской военной организации. Автор первой победы российских войск над османской армией в полевом сражении фельдмаршал Буркхард Кристоф фон Миних мог похвастаться в своих воспоминаниях, что с войны 1735–1739 годов «турки и татары стали уважать русское войско»[338]. Три десятилетия спустя в ходе нового столкновения с османами батальонный командир, а позже российский посол в Лондоне С. Р. Воронцов замечал, что или «нынешние Турки не те стали что были во время императрицы Анны Иоанновны, или мы сами с того времени в пользу нашу очень переменились»[339]. Ветеран русско-турецкой войны 1768–1774 годов генерал-лейтенант А. А. Прозоровский отмечал, что «все правила, которыя в регулярной войне суть превосходны, у [османов] не имеют своего действия», и приходил к выводу, что «у сих людей не строю, ни порядку нет»[340]. Как заявлял ветеран войны 1768–1774 годов Г. А. Потемкин, «мы испытали турецкую силу, а потому знаем, чего убегать и как поражать их». Согласно знаменитому фавориту Екатерины II, формула успеха состояла в том, чтобы «искать в поле и, разбив, не давать оправляться». Поскольку «сильны турки защищаться в укреплениях, для того не должно брать крепостей штурмами, тем паче что положение их большей частию таковое, что сами упасть должны»[341].

Российские офицеры вскоре осознали, что численное превосходство играло меньшую роль в конфликтах с османами, чем в европейских войнах. Как отмечал вскоре после Кагульской баталии российский главнокомандующий П. А. Румянцев, «ежели бы туркам удалось разбить наш корпус, состоящий из 25 000 человек, то и 50 000 имели бы ту же участь»[342]. Словно в подтверждение этих слов 80‐тысячная российская армия не смогла добиться решающих успехов в кампании 1809–1810 годов, несмотря на то что Османская империя находилась на тот момент в глубочайшем кризисе. После того как сильно уменьшившееся российское войско одержало явную победу над армией великого визиря под Слободзеей в 1811 году, автор этой победы М. И. Кутузов отмечал, что «против турок успех зависит не от многолюдства, а от расторопности и бдительности командующего генерала». Кутузов отражал уже укоренившееся на тот момент восприятие османов как неискушенных в стратегии и в тактике, советуя не действовать против них «как против европейских войск всею массою сил совокупно». «Они по природе своей не в состоянии быть столько деятельны, чтобы быстротой движения чтобы совокупных сил подавлять… отделенные части» российских войск[343].