Царь и султан: Османская империя глазами россиян

Подчеркивая хаотичность действий османской армии на поле боя, Пушкин тем не менее не утверждал, что она уступает европейским противникам по всем параметрам. Российский автор отмечал, что османские воины были превосходными наездниками, как и все восточные народы, «к чему самый образ жизни, воспитание и превосходство лошадей способствует»[364]. Кавалерия составляла одну из сильных сторон османской армии, превзойти которую было не по силам ни российским, ни европейским всадникам. Вот почему Пушкин соглашался с М. И. Кутузовым, говорившим, что «турецкую конницу надобно бить пехотой, а пехоту конницей»[365]. Отчаянные усилия османов отстоять свои многочисленные крепости в сочетании с дерзкими вылазками отчасти компенсировали несовершенство османских фортификаций и общую слабость османской армии в полевом сражении[366]. Поскольку систематическая осада и взятие этих крепостей серьезным образом замедляли наступление российских армий, Пушкин советовал в будущем блокировать их резервными частями и использовать основную массу армии для быстрого продвижения вглубь османской территории[367]. Наконец, Пушкин рекомендовал использовать драгун и конных охотников для ведения малой войны и поднятия всеобщего восстания среди местного населения, «сих изнуренных невольников военным деспотизмом Оттоманским»[368]. Пушкин оправдывал использование подобных мер тем, что «турки суть в Европе иноплеменные солдаты», держащие истинных обитателей «Турции в Европе» – греков и болгар – «под военным управлением». Как и Барон де Тотт полстолетием ранее, российский автор утверждал, что турки «едва ли… составляют народ, но войско, твердо расположенное в Европе» и что их нельзя завоевать именно потому, что «войска, не покоряют»[369]. В то же время Пушкин настаивал на том, что «победить и изгнать турок всегда можно из Европы»[370].

На момент написания своей работы Пушкин еще не имел личного опыта боевых действий против османов и основывался на работах западных экспертов по османскому образу ведения войны. Еще большая погруженность в западную литературу об Османской империи имела место в случае с Иваном Петровичем Липранди. Участник войны 1812 года, так же как и Пушкин, Липранди начал собирать работы европейских авторов о державе Османов после того, как поселился в Бессарабии в 1818 году. Война 1828–1829 годов предоставила Липранди возможность дополнить свои широкие знания личным опытом, на основании которого он написал монументальный «Опыт словоистолкователя Османской империи» (1836), который остался неопубликованным, а также серию более мелких работ, вышедших в период Крымской войны[371]. Целью Липранди было восполнить неудачу европейцев и россиян в извлечении уроков из опыта войн с османами на протяжении предшествовавших полутора столетий. Согласно российскому автору, неудачный опыт первых кампаний во всех этих войнах позволял европейцам приобрести необходимые знания, однако лишь на время текущей войны, после чего они снова оказывались утраченными[372]. Разумеется, работы Липранди должны были предотвратить повторение подобного.

В своих рекомендациях Липранди исходил из постулата о том, что военная стратегия должна учитывать характеристики противника. Он подспудно противопоставлял универсальные принципы модерной военной стратегии, полагавшиеся повсеместно применимыми, изначальному смыслу «стратагемы», который это слово носило среди греков и римлян, а именно военной хитрости, которую применяли против конкретного противника[373]. Согласно Липранди, теория стратегических линий Жомини могла привести к успеху только в случае «совершенного знания свойств неприятеля», какое характеризовало древних и раннемодерных полководцев[374]. Этот принцип был особенно важен для России, которая соседствовала с народами «совершенно друг другу противоположными»[375]. Будучи вынужденной воевать со столь разными противниками, как шведы и турки, Россия нуждалась в особенной тактике для каждого неприятеля, и «даже стратегические предписания должны иметь различное основание, соответственно духу, образу войны, политическому расположению и прочим способам края»[376].