Царь Медоедов

Иногда ты можешь, как бы застрять в жизни. Тебе хочется перелистать несколько глав, но нельзя. Ненавижу, когда всё замирает. Ничего не происходит, что бы ты ни предпринимал. Так обидно, ведь жизнь идёт, а ты даже не учишься особо ничему. Больше всего хотелось каких-то изменений в жизни, чтобы кто-то вытолкнул меня из несправедливой и унизительной реальности. Студенчество пролетело мимо, что дальше? Найди работу, возьми ипотеку, женись, заведи детей, заберись в яму, из которой тебе никогда не выбраться? Все мои приятели «застряли» в развитии после окончания универа. Менялись только их лица. Либо уставшие от жизни, либо искаженные гротескные маски, как следствие грехов и «негативных» мыслей.

Зимой позвонил отец Симеон и попросил помочь отцу Матфею обустроиться. Тот уехал на выселки, на окраину всеми забытой деревни, где благотворители-москвичи зачем-то отреставрировали храм. В разных областях я буду сталкиваться с этими православными бизнесменами, которые реставрируют церкви и даже соборы, в заброшенных деревнях и посёлках, где живут две с половиной бабки. Зачем? Хороший вопрос. Не спрашивайте, я не знаю. Пустые храмы, в которых белый священник с женой и детьми умрёт от голодной смерти, если не займётся хозяйством, для которого тоже нужны подъёмные, плюс машина, чтобы возить продукцию – индейку или козье молоко.

Отец Матфей говорил не больше десяти слов в день. Мы расчищали участки от деревьев под огороды, молились в храме по пять часов, благо там была небольшая библиотека. Так я понял, что от пустынной жизни быстро сносит крышу. Хотелось увидеть любое другое лицо, кроме отца Матфея, с кем-то поговорить.

Ночью вокруг домика ходили и выли волки, поэтому поход в туалет за восемьдесят метров был испытанием на прочность. Я брал топор, брал охотничий нож. Отец Матфей как-то сказал:

– Ты не успеешь ударить волка топором, они разбегаются, прыгают на спину и перегрызают шею. Даже если ты убьешь одного, тобой закусят остальные.

– Я понимаю, но без топора и ножа мне совсем страшно.

– Надейся на Бога, я хожу с чётками с молитвой.

– Я постараюсь.

Господи, как же это было страшно. Переломный момент, когда нужно выходить из туалета и идти обратно в дом. Я стою у двери с щеколдой и слушаю, как они воют совсем рядом, чувствуют мой страх. Я набирал в лёгкие воздуха, говорил себе: «Умру, так умру» и шёл обратно. За зиму совсем приуныл и вернулся в Тверь.

Поехал показать бабушке Печоры. В вербное воскресенье на службе маленький мальчик ободрал освященную вербу, так что почки валялись на полу собора. Проходивший мимо благочинный сделал выговор родителям, сказав, что это не объяснили ребенку и грех лежит на них. Обычно такие нравоучения звучат грубо и неуместно. Но отец Филарет говорил, имея на то «духовное право». То есть это обличение воспринималось как-то уместно и по-доброму, не смотря на строгий тон архимандрита. Этот случай запомнился этим «духовным правом», тем как благочинный отличался от всех кого я прежде видел. Я получил уже третий отказ от гостиничного монаха. Нужно было попробовать по-другому, и я обратился к отцу Филарету, на что тот ответил:

– Это послушание отца N, он отвечает за трудников, и я не могу менять его решения, иначе у нас здесь начнётся неразбериха.

– Ясно, спасибо.

Я вернулся в город, устроился на пекарню в гипер-маркете. Восемь часов таскал мешки с мукой и добавками, остальные четыре часа помогал с выпечкой, мыл огромные дежи для замесов. От мешков болела спина. В конце третьего месяца я проснулся и понял, что на работу больше не пойду. Я позвонил начальнику:

– Доброе утро.

– Доброе.

– Хотел сказать, что я на работу не приду.

– Ты заболел?

– Нет не заболел, просто не приду… Ни сегодня, ни завтра. Рассчитаете меня?

– Эм-м-м, ну хорошо.

Интересно как офисным работникам удаётся тянуть лямку годами? Это же убивает. Если бы у них был шанс, начать всё сначала, неужели они жили бы также?

На завод я категорически не хотел – через полгода станешь как они. На склады меня не взяли, да и не хотелось работать с чёрными. Пойти аниматором? Когда-то я подрабатывал Дедом Морозом, даже утренники проводил. В кафе и рестораны набирали только туда, где постоянная текучка, создают невыносимые условия. Из-за своей неустроенности я стал манипулировать Богом, винить его в моих неудачах, возвращаясь к привычной греховной жизни.

Первое на что я обратил внимание, был «западный» взгляд писателей и режиссеров на безысходное принятие ситуаций. Они не рассматривали страдания и жизненные скорби, как путь очищения и изменения. Православного мировоззрения нигде не было, разве что в фильме «Остров» с Мамоновым.