Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле

Нагиба явно доверял Юрлову, ибо помнил, как тот помог казакам обвести вокруг пальца казанских воевод, дабы пройти мимо Казани на низ Волги, а там, не доехав Царицына, рекою Камышенкою проехать в Украиные городы. Поведал Нагиба, де литовские паны во главе с Оршанским старостой Андреем Сапегой (при покровительстве канцлера Литовского Льва Сапеги) нашли в Литве такого вора, что осмелился взять на ся столь великий, Богом помазаемый чин. Вот ныне дело и закрутилось в Стародубе. В тайном разговоре с атаманом узнал Юрлов, зачем послали «царевич» и Болотников атамана Заруцкого в Стародуб.

Сидели не один час. Юрлов благодарил Нагибу за вести и ещё хорошо угостил его крепким мёдом. После чего они расстались.

А на следующий день, после разговора в кабаке, Юрлов рассказал обо всём Беззубцеву. Не пришлись по душе путивльскому воеводе эти новости. Тогда и решили они не участвовать в заговоре и не поддерживать «литовского вора», ибо целью их было убрать незаконного царя Шуйского. Но и нового вора на царском столе видеть они не хотели.

– Такие жертвы принесены, столь крови пролито, и чтобы «литовский вор» на царском столе в Росии сидел? – с негодованием изрёк Беззубцев.

– А вдруг и взаправду спасся наш Димитрий? – вопросительно, с ноткой слабой надежды молвил Юрлов.

– Тому с трудом верить можно. Но дасть Господь, проверим ишо, – отвечал Беззубцев.

– Как хошь, но яз казачьему-то вору Илейке-«царевичу» уже служить не желаю. Тем боле не престало мне литовскому вору служити, коль станется, что он таков и есть, – прошипел Юрлов.

– Петрушка-«царевич» и нужон-то для того толико, чтобы Шуйского свалить. Разве ж он царём когда-то возможет стати? – утверждаясь в своих помыслах, произнёс Беззубцев.

– Николи! – отвечал Юрлов. – Законного-то царя должен избрати собор Земской.

– Есть же в Русской земле таковые законные и достойные такого чину восприемники! – воскликнул Беззубцев.

– Несомненно, есть! Возьми хоть Романовых-Юрьевых. Самая ближнняя, что ни на есть родня по женской линии покойному царю Феодору Ивановичу. Ведь про Фёдора Никитича Романова, многажды говаривал царь Фёдор, де «сей есть брат мой возлюбленный». Царь Димитрий Романовых из опалы-то вызволил», – подметил Юрлов.

– Э-эх, ведь постриг Годунов Фёдора Никитича во мнихи. Он ить владыка Ростовский – старец-Филарет ноне! – с горечью произнёс Беззубцев.

– Так у него молодший братец в Годуновской опале выжил – Иван Никитич. А ведь каков – дельный воевода! Да и у Фёдора Никитича вроде сынок есть, толико имени его не знаю! – в раздумье произнёс Юрлов.

Вдвоём, тайно они ещё долго обсуждали вести. Но в тот день окончательно поняли и Беззубцев, и Юрлов, что их пути с «царевичем» и его сподвижниками отныне расходятся.

* * *

28 июня 1607 года Шуйский подошёл к Алексину, а на другой день известил всех, что взял этот город «Божиею помощью». Но показания очевидцев, записанные автором «Карамзинского хронографа», позволяют уточнить ход событий. Оказывается, алексинцы, устрашённые приступом и пожаром сами сдали крепость. Они «Царю Василию добили челом, а вину свою принесли и Крест ему целовали, и в город царя Васильевых людей пустили»[37]. При появлении близ города войск Шуйского «людие же града того убояшася страхом велиим и биша челом царю Василью Ивановичю и вины своя принесоша»[38].

30 июня Шуйский с войсками был уже в окрестностях Тулы. К стенам города была подведена осадная артиллерия. Исторические источники сохранили описание осадного стана под Тулой. Шуйский основал ставку в трёх верстах от города в сельце боярина Вельяминова на реке Вороньей. Главные силы московского войска заняли позиции на левом берегу реки Упы. Большой, Передовой и Сторожевой полки, а также «прибылной полк» князя Б. Лыкова и П. Ляпунова окружили Тульский острог с трёх сторон. Были перекрыты дороги со стороны Калуги, Одоева и Карачева. Небольшой заслон – «Каширский полк» князя Голицына расположился против Тулы «на Червлёной горе» за Упой. Там же стояли татарские отряды во главе с князем Урусовым. Пушки, поставленные по обе стороны реки, простреливали город с двух сторон.

В войсках Шуйского числилось более 30 тысяч воинского люда. Правда, за счёт посошных людей и обозной прислуги число осаждавших превышало 60 тысяч человек. Правительственные войска начали совершать приступы с первых недель осады, но всё это были пробные разведывательные бои. В ответ оборонявшиеся делали смелые вылазки из крепости – «выходили пешие с вогненным боем и многих московских людей ранили и побивали»[39]. Хотя силы повстанцев в Туле едва ли превышали 12 тысяч бойцов.