Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле

А в ночь с 20 на 21 сентября по приказу боярской Думы (во главе с семью боярами) подкупленные боярами стражники открыли ворота городских укреплений и тайком впустили в Москву польские войска во главе с Жолкевским. В город польский воевода вошёл под нажимом короля, хотя сам был против захвата русской столицы. Но в общей сложности в Москве оказалось более 7 тысяч копий и сабель польского войска. Боярская элита пошла на сговор с захватчиками и практически совершила акт политического предательства. Но главное, что одновременно этот сговор явился ещё и предательством Православной веры, отступничеством от неё! Боярское правительство сдало столицу врагам России и Православия…

Осенью 1610 года в Москве и в Новодевичьем монастыре обосновалось около 6 тысяч воинов панцирных и гусарских хоругвей, 800 пехотинцев иноземного строя, 400 гайдуков. В общей сложности это были четыре полка во главе с полковниками: Александром Гонсевским, Мартином Казановским, Александром Зборовским и Людвигом Вейхером. Жолкевский разместил солдат в Москве таким образом, чтобы в случае нападения они могли прийти друг к другу на помощь, либо отступить в Кремль. Значительная часть гарнизона разместилась к западу от кремлёвской стены – в Занеглименье. Для поддержания порядка был учреждён трибунал, в котором русскую сторону представляли Григорий Ромодановский и Иван Стрешнев, а польско-литовскую – Александр Корычиньский и поручик Малыньский.

Когда в ноябре Жолкевский поехал в Смоленск на совещание с Сигизмундом III, он забрал с собой часть своих полков. Несколько отрядов были оставлены в Новодевичьем монастыре, чтобы контролировать дороги на Можайск и Волоколамск. Остальных гетман разместил ближе к осаждённому Смоленску – в Верее и Можайске. В Москве осталось польское воинство числом около 3 тысяч человек.

Вместе с собой Жолкевский увозил «живые трофеи» – низложенного царя Василия Шуйского и его брата Дмитрия. Выдача Шуйских была одним из условий договора, заключённого между правительством семи бояр и королём. Жолкевский уезжал из Москвы с облегчением. Узнав о тайном замысле короля, он полагал, что намерения Сигизмунда III самому сесть на царский стол – авантюра, которая для Речи Посполитой ничем хорошим не кончится.

Оставленный в Москве полковник Гонсевский, не особо заботился о хорошем отношении к москвичам. В результате польско-литовское воинство стало промышлять насилием и грабежом, что вызвало ненависть москвичей по отношению к литве и ляхам. Проявления любого недовольства польский воевода подавлял силой, чем ещё более усугублял напряжение в городе. Боярское правительство Фёдора Мстиславского в эти дела не вмешивалось. Семибоярщина надеялась дождаться появления в столице законного царя Владислава, с которым, казалось, положение должно было начать меняться к лучшему…

* * *

Марина отныне не вмешивалась в дела «мужа». Но однажды в сентябре ей удалось тайно переговорить с Заруцким о своём нелегком положении. Тот, внимательно выслушав царицу, поцеловал ей руку, обещая помочь и переговорить со знакомым ему князем Петром Урусовым, происходившим из касимовских татар. По его словам, тот свёл Заруцкого с касимовским ханом Ураз-Махметом. Сложную и богатую приключениями жизнь прожил этот родовитый татарский военачальник.