После победоносного хазарского похода авторитет нового киевского князя стал непререкаем, и Олег этим воспользовался. Своим решением он подчинил себе дружины всех киевских бояр. Это было настолько неожиданным для них, что организованного сопротивления княжескому указу у бояр не получилось. Они слышали о таком порядке в соседнем княжестве, но считали это причудой вяземского князя, к ним не имеющего никакого отношения, и гордились тем, что каждый из них стоял во главе маленького войска, подчинявшегося только ему. И были поражены до глубины души, когда их же боярские дружинники под строгим надзором княжеской дружины освобождались от боярской клятвы и приносили клятву уже князю. Отказникам же и тем, кто противился воле князя, предписывалось покинуть княжество в три дня. Пожелавших бросить все нажитое оказалось крайне мало. К тому же князь обеспечивал своих дружинников броней по стандарту вяземского войска. А это уже само по себе стоило огромных денег, каких у их прежних хозяев просто не было или они считали это обязанностью самих дружинников. У князя деньги были. В итоге у киевского князя образовалась дружина почти в две тысячи воинов латной конницы. Чем Олег безмерно гордился, хотя она ему и обошлась в несколько возов серебра. Правда, князь Сергей говорил, что будущее за конными лучниками. Однако же и сам увеличивал численность рыцарской конницы.
Арьергард унгров втянулся в лощину. Однако Арпад, видимо, чувствовал подвох в происходящем. На входе в лощину унгры оставили несколько сотен всадников, прикрыв таким образом себе тыл.
Олег ждал. Наконец где-то на юго-востоке над лесом встал столб дыма. Унгры дошли до условленной точки и сейчас фактически находятся в котле. О чем пока не подозревают. Какое-то время у них уйдет на понимание этого, после чего они обязательно повернут назад. Олег отдал команду, и латная конница начала выходить из скрывавшего ее леса, выстраиваясь в ряды. Наконец построение было закончено, и мощные кони начали разбег. Когда стальная стена вынырнула из-за холма, доворачивая на скопившуюся у входа в лощину конницу унгров, результат столкновения стал понятен и унграм. Поэтому боя не случилось. Унгры кинулись врассыпную, и под удар попало всего лишь несколько десятков, не успевших убраться с пути стального катка. Их буквально втоптали в землю, не замедлившись ни на секунду. Латная конница, в несколько рядов заняв всю ширину лощины, неслась как лавина по следам войска Арпада. Расчет на то, что они повернут назад, оказался верным. Буквально через несколько минут киевляне столкнулись с отходящей конницей унгров. Для последних встреча была неожиданной и что-либо предпринять они не успели. Строя у унгров не было, их легкая конница перемешалась с тяжелой, и слитный удар киевской латной конницы с разгона опрокинул несколько сотен коней вместе со всадниками. А дальше заработали мечи и тяжелые сабли. И все это под непрекращающимся обстрелом.
Через час все было кончено. Без потерь, естественно, не обошлось, но у киевлян они были в десяток раз меньше. Пленных взяли около семи тысяч. Унгры, поняв, что попали в западню и шансов вырваться нет, сдавались сотнями. До конца сражались лишь вожди родов и Арпад с ближниками. Олег не скрывал радости по поводу такой победы. Это ведь его слава, а также серебро, которое он сможет выручить в качестве выкупа. Тем же, кто не сможет выкупиться, предстояло решить – пойти на службу к победителю или заработать свободу на добыче угля. Но и это еще было не все. Легкая конница киевлян, отдохнув, через два дня должна была пойти в набег на земли унгров. Долг платежом красен! Олег заранее оповестил обоих ханов о том, что с удовольствием выкупит у них полонников, сразу назначив приемлемую для обеих сторон цену. Он тоже понял ценность людского ресурса.
Глава 24
– Идут, князь! – крик наблюдателя заставил Черныха про себя облегченно вздохнуть.
Сомнения – правильно ли предугадали маршрут движения войска мазовшан – развеялись. Внешне же он не подал вида, продолжая вгрызаться в хорошо прожаренный кусок дичи. Тем не менее, закончив с мясом, запил его хорошей кружкой кваса и, тщательно вытерев рушником лицо и руки, полез к наблюдателю на площадку, устроенную в кроне самого высокого дерева, росшего на северном берегу Лепельского озера.