Царь-птица Чарана. Цыганские сказки

Очнулся — ничего понять не может. Темно кругом, тихо, только один зелёный огонёк неподалёку виднеется. «Это, видно, моего колдуна трубка светится», — смекнул цыган. Едва так подумал, как музыка заиграла, вспыхнул яркий свет. Смотрит Янко и видит, что стоят они в огромном подземном зале, с потолка корни древесные свисают, а на них гроздьями человеческие черепа висят и светятся не хуже, чем дорогие люстры в господском доме. Вдоль стен столы расставлены, по залу важные гости ходят, раскланиваются. При каждом слуга — у одного волк, у другого кабан, у третьего вовсе неведомая тварь зубастая. Со всего света колдуны собрались. А у дальней стены на золотом троне девушка нарядная сидит. Такая красавица! Волосы золотые, глаза синие, губы алые — как картинка. Янко едва о беде своей не забыл, рот разинул, на чудесную девушку залюбовался. Тут музыка играть перестала, забили барабаны, земля у подножия трона расступилась. В яме чёрная смола кипит, и смрадом могильным оттуда крепко пахнуло. Гости в ладоши зашлёпали, в очередь построились, понесли к трону богатые дары. Чего только там не было! Шёлк, парча, камни дорогие, кушанья разные, вина заморские. И кидают все это добро прямо в поганую яму, а красавица на троне улыбается, белой ручкой гостям машет. «Э, нет, — снова думает Янко. — Хоть и хороша ты, девка, а замуж я б тебя не взял. Не напасёшься на такую жёнушку». Начал он снова в медвежьей шкуре барахтаться — хоть бы чуточку рукой пошевелить да хоть кусочек какой сцапать, пока совсем от голода не погиб. Бился, колотился, проковырял в медвежьей лапе дыру. Маленькую совсем, едва палец высунуть. Тем временем и очередь их подошла. Колдун волосы на лысине пригладил, трубку за пояс заткнул, начал заклинания бормотать. Глядь — в руках у него серебряное блюдо, на блюде деньги в казённых пачках, да много так, целая гора. Тут Янко не стерпел, как закричит во весь голос: «Ах ты, чёрт старый! Ах ты, пень облезлый! Я тебе печь сложил? А ты вон куда деньги понёс! Плати, подлец, сначала за работу!» Высунул из дыры палец, зацепил колдуна за пояс и дёрнул изо всех сил. Оборвалась на поясе пряжка, волшебная трубка выпала и прямо в ту яму свалилась. Из ямы синим огнем полыхнуло. Что тут началось! Все гости разом в драку кинулись, бьют друг друга смертным боем, звери ревут, кусаются, черепа сверху посыпались, потолок провалился, месяц яркий в пещеру заглянул. Один Янко стоит столбом, шевельнуться не может, только глазами по сторонам зыркает. А красавица на троне улыбается, да все шире и шире — и зубы у неё, господи-боже, как у заморской зверюги и даже больше. Открыла девушка алый ротик — хоть тележное колесо туда кидай, не застрянет! — прыгнула со своего трона и разом медвежью голову откусила. Цыган рыбкой из дырявой шкуры выскочил. «Спасибо, красавица!» — крикнул, да и дал дёру. Никто за ним не гнался, перебили друг друга лиходеи.

А Янко жил до старости припеваючи. Деньжат-то он с того серебряного блюда прихватить не забыл.

Хали Кулешова

Лешачка

Кочевал под Смоленском богатый табор. Весной у крестьян больных и слабых коней дёшево покупали, за лето выхаживали, осенью на ярмарку вели, продавали с хорошей прибылью.

Ходил с теми цыганами паренёк молодой, Илюхой крестили. А прозвание у него было — Чёроро, Бедочка. Прежний его табор несчастливый был: в один год от чёрного поветрия[2] пропал, а кто жив остался — разбрелись по дальней родне. Илюхин род болезнь под корень срезала. Всего было наследства — шатёр и кобыла старая, да и та померла вскоре. Жалели приблуду[3] цыгане, куском хлеба делились. Был бы помладше, глядишь, и усыновил бы кто из крепких барышников. Был бы постарше — в работники бы подался, на ноги встал. А так ни то ни сё, кому такой нужен. В своём роду последний и сам себя не показал никак. Бродит целыми днями неприкаянный, верёвку плести начнёт — бросит, кожу на ремни резать возьмёт — устанет и спать повалится, а ума вложить некому. Бедочка, одним словом.

Вот остановились как-то летом цыгане в лесу на долгую стоянку. Место хорошее отыскали. Рядом звонкий ручей, у ручья лужок с доброй травой. Ягоды поспевают, скоро грибам пора. Поставили шатры, пустили коней пастись. Ребятишки щавель дикий собирают. Взрослые упряжь чинят. Цыганки похлёбку-шутлагу в котелках варят. Старики с дёгтем да салом заветные корешки трут — лошадям больные жилы смазывать. Один Илюха Чёроро не при деле. Надёргал из конских хвостов волосков, срезал орешину, пошёл вниз по ручью — рыбы в общий котёл наловить.