Царь-птица Чарана. Цыганские сказки

Шёл да шёл, вышел к лесному озеру. Красота кругом! Кувшинки в чистой воде отражаются, стрекозки вьются, серая цапля у дальнего берега рыбачит, а мятой пахнет — лучше, чем в Божьей церкви ладаном. И клюёт так, что только успевай наживку менять. Раззадорился парень, удочку закидывает, кукан[4] нанизывает, про сытный ужин мечтает. Не заметил, как чёрная туча набежала, а тут уже и гром ударил, и рыба на дно попряталась. Что делать, забился в ельник грозу пересидеть. Под зад тощую котомку постелил, пиджачком голову от комаров укутал, ну и задремал ненароком.

Просыпается — батюшки, ведь ночь густая. Ёлки на ветру поскрипывают, верхушками звёзды теребят, а из-за ёлок месяц красный лезет. Страшно одному в ночном лесу, в табор потемну ломиться ещё страшнее: хорошо, если только рыбу по кустам развесишь, а то ведь недолго и шею свернуть. Пошарил Илюха кругом, нагрёб хвороста охапку. Запалил на берегу костерок — жуть ночную отгонять, сел трубку курить и рассвета дожидаться.

Летняя ночь быстро летит. Взобрался месяц на макушку неба, побелел, звёзды разогнал. Над водой туман завился, плеснул в лес, как пена из котла. Смотрит Илюха — это что же там поодаль, никак лошадь чья-то? Пригляделся — и верно, конь-красавец на опушке пасётся. Сияет, как лунный свет! Грива серая волной струится, сам высокий, крутые бока гладкие, волосок к волоску. Враз паренёк страхи свои позабыл. Вытряхнул из котомки старую уздечку, пошёл чудесного коня ловить. Про себя соображает: если хозяин неподалёку, то и слава богу, с живым человеком веселее ночь коротать. А если заблудилась лошадка, то грех такую славную скотинку в лесу-то бросать. В цыганском табуне, поди, найдётся доброму коню место.

Подкрался, за гриву сцапал и уздечку в один миг набросил. Конь не злой оказался — всхрапнул, чёрным глазом покосился, удила во рту покатал и стал смирнёхонько. Ох и обрадовался Илюха, ох и загордился! Вот вам, думает, и Чёроро, вот и Бедочка. Да таких лошадей у важных господ в городе не враз найдёшь, а Илюха взял и в табор привёл, ну-ка, что теперь-то скажете? Сначала покричал, конечно, послушал — не отзовётся ли хозяин. Нет, одна сова из чащи в ответ далёкий голос подала.

Насилу дотерпел цыган до зари, а как развиднелось — сел на коня и в табор поехал. Верхом скоро добрался, но что за чудеса? Поляна знакомая, только ни шатров на ней, ни костров — высокая трава нетронутая. Словно и не вставал тут вчера табор. Покружил Илюхапо лесу, позвал — не дозвался. Неладно дело.

Решил парень на проезжую дорогу выбираться, пока не заплутал вконец. На солнце смотрит, приметные деревья высматривает, путь знакомый под ноги ложится. Вот лес расступился. Что такое? Не большой тракт впереди, а озеро лесное. Вон и забытый кукан с рыбой на сучке висит, мухи его кучей обсели. Повернул Илюха коня, снова к дороге едет, снова к озеру возвращается. Прошиб цыгана холодный пот, погнал куда глаза глядят, лишь бы от проклятого места уйти. Да не вышло и так — куда ни кинется, а всё равно к озеру выходит. Метался он, метался, тут и день к закату подошёл.

Делать нечего, надо на ночь устраиваться. Понял Илюха, что заморочил его вэшитко, лесной хозяин, но не ложиться же сразу помирать. А если и помирать, так что ж на пустое брюхо-то. Напоил парень коня, в озере искупал, хвост и гриву от репьёв почистил, пустил пастись. Сам заново карасиков наловил, в золе испёк. От сытости в голове прояснилось, стал Илюха думать, как спасаться теперь. То ли одежду наизнанку надеть, то ли сапоги с правой ноги на левую переменить — много старых сказок про лесного деда есть, каждая своё советует.

Вдруг слышит, голос женский его окликает. Илюха головой завертел, говорит:

— Кто здесь? Покажись, не бойся!

А женщина в ответ ему смеётся:

— Да как бы сам-то не напугался, молодой-красивый.

Парень подбоченился было, да тут и взвыл со страху дурниной — как увидел, кто к нему на свет костра вышел. Закрестился мелко, «сгинь-пропади» кричит, ну и прочее, что в таких случаях орут. А не заорать мудрено: космы у чудища копной, шкура мохнатая, рожа чёрная и зубы белые на ней блестят. Как есть чёрт, о котором вслух не поминают.

— Погоди голосить, не съем я тебя, — говорит страхолюдина. — Я лешачка, девка лесная. Обычай знаешь? Вот и давай, угощай меня, чем богат.

Илюха успокоился немного, припомнил, что старики рассказывали. Верно, лешего и лешачиху надо с уважением принять, дать что попросят — не то осерчает лесная сила и задавит, как комара. Подвинул к незваной гостье карасей печёных.

— Молодец, — кивает девка. — Не стану тебя обижать. Может, и помогу. Ты, верно, заплутал, на дорогу выбраться не можешь? Ну так я тебя выведу, если женишься на мне.

— Тут Илюха взвился, как ужаленный, куда и страх подевался.

— Не буду, — кричит, — на чуде лесной жениться! Да я коня продам — за меня любую отдадут, на что мне страшило такое!

— Вольному воля, — отвечает лешачка. — Поглядим, как скоро до ярмарки дойдёшь. Начнёшь в бороде путаться — зови, ещё поторгуемся.

Подобрала карасиков и в темноте пропала.