Примерно так успокаивал себя Мельничук до последнего времени…
Конечно, нарушался «Закон об оружии». Но ответственность за стрельбу из спортивного оружия вне тиров и стрельбищ административная — заводить дело из-за штрафа в два минимальных оклада не хотелось… А жалоб не поступало — аккуратные парни, крысиные трупики за собой прибирают, даже гильз не оставляют — пользуются гильзосборниками… Да и район, в конце концов, чище становится…
Милиция последнее время два знакомых джипа не останавливала…
Да и раньше, когда останавливала, в большом продолговатом ящике, заполненном окровавленными, лишёнными хвостов крысиными тушками, никто не рылся. Боялись заразы, да и противно…
Зря.
Самые крупные экземпляры бывали внизу.
Он подумал: зачем всё?
Нет, не так… Сначала он ничего не думал — по крайней мере не помнил ни одной своей мысли. Вообще ничего не помнил о последних секундах.
Когда способность осознавать окружающий мир вернулась — у ног лежало тело.
Мёртвое.
Он сразу понял — мёртвое.
Не надо щупать пульс и прикладывать к губам зеркало. У живых не торчат руки и ноги под такими углами — да и не сгибаются в таких местах. И главное — не может смотреть в потолок лежащий на животе человек. Если, конечно, действительно жив… Крови не было.
В подъезде не было никого — девчонка испарилась. Надо было уйти и ему. Немедленно. Но он стоял. Стоял и не мог понять: зачем всё это? Зачем? Зачем? Зачем?
Они молчали, отойдя от деловито суетящихся у джипов камуфляжников.
Ваня намеренно отдавал инициативу собеседнику. А майор не знал, как сформулировать то, что думает… Майор Мельничук не был тупицей. Он знал, что любые игры, любые дурацкие забавы с оружием кончаются кровью. Всегда. Хорошо если малой — простреленной сдуру рукой или ногой.
Но иногда крови бывает много. Очень много. Оружие в руках — страшное испытание для психики. Расстрелянные караулы и двинувшие в бега вооружённые солдатики — вершина айсберга. Психологи удивлённо разводят руками. Действительно, с чего? Отпахал человек полтора года, совсем немного остаётся, и не салага уже бесправная — заслуженный дедушка, и писем от невесты — прощай, любимый! — не получал… Нет причин! Нет! Есть только следствие — залитая кровью караулка. И, если не повезёт, — ещё трупы, уже штатских… Загадка.
На гражданке таких загадок не меньше — майор это знал как никто другой. Окровавленных загадок. Зарезанных, заколотых, застреленных — вроде беспричинно. Почему? Зачем?
Мельничук знал ответ. Думал, что знает. Ответ, явственно припахивающий мистикой…
Он считал, что любое оружие несёт в себе кусочек души своих создателей. А создают оружие — настоящее оружие — для одной цели: убивать. Не сверкать на парадах и в музейных витринах; не грозить, пугать, и вообще не производить впечатление; не служить усладой влюблённым коллекционерам; не ставить рекорды на спортивных стрельбищах… Убивать. И мёртвые вроде куски металла мечтают делать то, для чего рождены…
Дремлющие в тишине музея клинки сладко грезят о свистящем полёте, и о раздающейся плоти, и о срывающихся с заточенного до невидимости лезвия алых каплях… Спусковые крючки гипнотизируют стиснувших рубчатую рукоять: нажми! нажми!! нажми!!!
С оружием нельзя играть. Им надо убивать — или не брать в руки.
Может, Мельничук думал об этом и не так романтично.
Но он знал.
Знал по себе.
Вычистив табельный ствол, тут же убирал его, стараясь не держать в руках сверх необходимого. Редко носил с собой. И никогда не дарил детям игрушек, изображавших оружие.
Он с удовольствием прихлопнул бы «Хантер-хауз», но… Но, к примеру, у стоявшего сейчас перед ним парня был личный адвокат.
Личный.
В двадцать восемь лет.
Времена…
Адвокат не по уголовным, понятно, делам, но это не важно — если что, набежит целая свора, самых матёрых и раскрученных, готовых пустить от майора Мельничука клочки по закоулочкам… Чтоб не трогал без веских оснований молодую бизнес-элиту — надежду и опору российской экономики.
Стиснув зубы, он ждал. Ждал, когда появится первый раненый… Или, хуже того, первый труп… Тогда… Тогда он не будет оглядываться на адвокатов, берущих в качестве гонорара его десятилетнее жалованье.
Труп появился. И не один.
В зоне действия подотряда очистки.
Очень интересные трупы.
Обескровленные…
Ваня думал почти о том же.
О мёртвом теле. Чьё ухо не украшало его коллекцию. Говорят, первый убитый является потом во сне… Ваня спал спокойно. Мысли об этом приходили днём — не вовремя и
неожиданно.
…Это был старый двухподъездный дом, несколько лет назад расселённый. Не под снос — власти вяло искали инвестора, способного выкупить и капитально отремонтировать…
Корпорация занималась обратным процессом — не к лицу раскинувшей филиалы на трёх континентах компании ютиться в арендуемых офисах. Нужно своё здание, с расчётом на перспективу… Предварительным осмотром предлагаемой недвижимости занимался Ваня.
Дом не понравился сразу. Да и место глухое, окраина. Не заходя внутрь, он возвращался к машине, когда услышал крик. Из подъезда. Приглушённый, задавленный…