Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

Африка, в которую Франко вернулся, очень сильно отличалась от той, что он покинул три года назад. В 1919 году генерал Дамасо Беренгер был назначен верховным комиссаром Марокканского протектората, власти надеялись, что он сумеет стабилизировать тамошнюю ситуацию. Однако очень быстро возникли личные и стратегические разногласия между ним и генералом Мануэлем Фернандесом Сильвестре, военным комендантом Сеуты. Оба они были фаворитами короля Альфонса XIII, но Беренгер выступал за мирное управление местными племенами, в то время как Сильвестре склонялся к демонстрации военного превосходства и активным операциям на вражеской территории. Такова была ситуация, с которой столкнулся Франко по возвращении в Африку 10 октября 1920 года.

Став командиром первого батальона легиона, молодой майор должен был создать боеспособную единицу из обычных преступников, отбросов общества, неудачников и изгоев, которых он привез с собой из Испании. Когда несчастные новобранцы Франко прибыли в Сеуту, их приветствовал возбужденный, почти на грани истерики, Мильян Аст-рай, который тут же возопил во всю мочь: «Вы вырвались из лап смерти и помните, что вы уже были мертвецами, ваша жизнь была кончена. Вы приехали сюда, чтобы начать новую жизнь, которую вы должны оплатить смертью. Вы приехали сюда, чтобы умереть! Viva la Muerte!⁸» За этим не слишком оптимистичным приветствием последовало суровое напоминание: «С того момента, как вы пересекли Гибралтарский пролив, у вас больше нет ни матери, ни подружки, ни семьи. С сегодняшнего дня всех их вам заменит легион». Но вместо того чтобы запугать этих людей, мрачные слова Мильяна, похоже, вдохнули в их опустошенные души новую энергию. Ближайшей ночью в «обрученных со смертью» словно вселился дьявол: наутро нашли убитыми проститутку и гвардейца-капрала.

Среди этого быстро нарастающего, разрушительного безумия Мильян и его безжалостный заместитель установили жестокую, чтобы не сказать варварскую, дисциплину. После того, как они высвободили неконтролируемую ярость и агрессивность легионеров, требовались значительные усилия, чтобы направить их против врага, а не старших офицеров. Мильян неистово набрасывался на любого солдата, который, по его мнению, не выказйвал должного почтения. В день их прибытия он какого-то наглого мулата «оторвал от земли, швырнул в центр круга и кулаками превратил его лицо в кровавое месиво» (Пакон). В 1941 году писатель Артуро Бареа, служивший в африканском корпусе в двадцатые годы, описывал, как командиры легиона обращались со своими людьми: «Все тело Мильяна билось в истерике. Его голос срывался на вопли и завывания. Он бросал в лицо этим людям всю грязь, мерзость и непристойность их жизни, их позор и преступления, а затем в фанатической ярости пробуждал в них чувство рыцарства и благородства, призывая оставить всякую мечту, кроме как о героической смерти, которая смоет их позорное прошлое». Как весело подчеркивает Пакон, «возможно, что потеря руки, одного глаза и многочисленные увечья подорвали его чувство юмора».

И тем не менее именно хладнокровный Франко, а не горячий и вспыльчивый Мильян, настоял на введении смертной казни для поддержания дисциплины среди персонала. Однажды он без колебаний приказал расстрелять на месте легионера, который бросил в лицо офицеру тарелку с несъедобным блюдом, а затем приказал пораженным товарищам убитого солдата маршировать вслед за его телом. Когда один из офицеров, учившийся вместе с Франко в Толедо, высказал свои сомнения по поводу столь крайних мер, будущий каудильо отрезал: «Вы себе представить не можете, что это за люди. Если я не наведу порядок железной рукой, здесь воцарится полнейший хаос». Даже недоброй памяти генерал Гонсало Кейпо де Льяно, позднее прославившийся предельной жестокостью во время гражданской войны, ужасался при виде хладнокровия, с которым Франко наблюдал за физической расправой в своих мавританских частях.