В ноябре 1930 года Франко отправился во Францию, в Версаль, для прохождения курсов подготовки высшего генералитета. Там он встретился с Рамоном. Наплевав на мрачные политические предсказания брата насчет неминуемого краха диктатуры и монархии, Франсиско вернулся в Сарагосу в полнейшей убежденности, что «испанский народ не бросится очертя голову в пустоту, которая может обернуться реками крови» (Пакон).
Но тут самому Франко, который, как утверждал Кейпо де Льяно, предлагал ему возглавить переворот в сентябре 1924 года, поступило предложение от Алехандро Лерруса, циничного шефа радикальной партии и наиболее значительной фигуры сан-себастьянского пакта, присоединиться к республиканскому заговору. Как вспоминает Серрано Суньер, Франко отреагировал с уже ставшей для него характерной нерешительностью. До того он настаивал на расстреле всех бунтовщиков, но теперь вежливо выслушал, когда ему предложили присоединиться к ним, и намекнул, что, быть может, сделает это, если Родина окажется в опасности. Однако, как только «бунтовщики» ушли, он, разозлившись, «что не выбросил их с балкона», тут же снова захотел, чтобы заговорщиков расстреляли. Окончательно его позиция проявилась после 12 декабря, когда республиканец Сантьяго Касарес Ки-рога поднял мятеж гарнизона города Хака на севере Арагона, после чего он попытался направиться на юг, чтобы зажечь искру прореспубликанского движения в гарнизонах Уэски, Сарагосы и Лериды. Но эта преждевременная акция лишь насторожила власти и послужила поводом для введения чрезвычайного положения в арагонском военном округе. И когда вспыхнула очередная всеобщая стачка в Сарагосе, Франко твердо встал на сторону короля, приведя академию в состояние боевой тревоги и вооружив кадетов.
Мятеж в Хаке был легко подавлен, его главарей, капитанов Фермина Галана (который в бытность свою адъютантом Франко в легионе рассуждал о его гомосексуализме) и Ан-хеля Гарсиа Эрнандеса, расстреляли 14 декабря. Несмотря на заявление Франко, что «моего братца Рамона тоже следовало бы расстрелять», он вместе с остальными высшими офицерами удовлетворился скорым и жестоким разгромом мятежа. Однако оба казненных офицера прослыли в народе мучениками за Родину, что нанесло монархии больший вред, чем сама попытка мятежа.
15 декабря беглый Рамон (посвятивший свою автобиографию «мученикам Галану и Гарсиа Эрнандесу»), по-видимому, полностью потеряв представление о реальности, решил пролететь над Восточным дворцом в Мадриде и сбросить на него бомбы, чтобы убить короля. Однако, тронутый зрелищем гулявших по саду женщин и детей, Рамон вместо бомб разбросал листовки с призывом к всеобщей забастовке, а затем снова улетел во Францию. В ответ на эти листовки немедленно появились другие неизвестного происхождения, в которых Рамона разоблачали как «незаконнорожденного, опьяненного жаждой крови». Франко, по-видимому, больше раздраженный тем, что задета честь его матери, чем самой попыткой Рамона убить короля, тут же помчался в Мадрид, чтобы потребовать официального объяснения от главных подозреваемых в этом оскорблении — генералов Беренгера, главы правительства, Молы и Федерико Берен-гера, командующего мадридским военным округом, — которые нервно отрицали любую причастность к публичной клевете на семью директора Военной академии. Из чувства семейной солидарности Франко послал Рамону в Париж большую сумму денег и выразил надежду, что, «отгородившись от ненависти и страстей окружающих», он снова увидит свет истины и «начнет новую жизнь, отдалившись от этой бесплодной борьбы, которая приносит Испании одни лишь беды».
Франко пришел в ужас, когда в результате общественного возмущения, вызванного казнью Галана и Гарсиа Эрнандеса, наиболее либеральные члены правительства отказали в поддержке генералу Беренгеру, вынудив его 14 февраля подать в отставку. Генерала заменил адмирал Хуан Баутиста Аснар. Муниципальные выборы были назначены на апрель 1931 года. Суд военного трибунала над офицерами, участвовавшими в мятеже, состоялся в период предвыборной кампании, ознаменовавшейся вспышкой всеобщего гнева, последовавшей за казнью обоих офицеров. Будучи одним из главных членов трибунала, Франко неумолимо настаивал на том, что «военные преступления, совершенные военными, должны быть судимы тоже военными, имеющими опыт командования». Отказавшись прислушаться к общественному мнению, трибунал вынес, кроме смертных приговоров, пять пожизненных заключений и множество других, менее значительных наказаний мятежникам. Позднее большинство этих приговоров было смягчено.