В последний раз Франко встретился с отцом, когда вся семья собралась для чтения завещания. Дон Николас приехал с опозданием, неряшливо одетый. На протяжении всей процедуры он отказывался снять шляпу. Полный решимости вновь завладеть семейным домом в Эль-Ферроле, агрессивно настроенный, дон Николас с трудом заставил себя поговорить с каждым из своих детей. Не испугавшись неприличных манер отца, Франко вполне дружелюбно попытался представить его свояку, Серрано Суньеру, который присутствовал на оглашении завещания в качестве адвоката. К ужасу Франко и немалому изумлению Серрано Суньера, дон Николас, едва взглянув в сторону последнего, отказался протянуть ему руку и небрежно бросил: «Тоже мне адвокат! Больше смахивает на афериста!» Последовавшее затем вызывающее решение дона Николаса провести лето в семейном доме на Калье-де-Мария вместе с Агустиной и их «приемной дочерью» вызвало у шокированных соседей массу сплетен, от которых наверняка донья Пилар не раз перевернулась в гробу. Дон Николас обычно отвечал на них грубыми жестами и первыми пришедшими на ум непристойностями. Вскоре он оформил гражданский брак с Агустиной в соответствии с новым республиканским законодательством. О взглядах Франко на данную ситуацию можно судить по его декрету, изданному в 1938 году, согласно которому были признаны незаконными все браки, заключенные в период Республики. Этим актом личной мести вполне объясняется ярко выраженная агрессивность дона Николаса, постоянно им проявлявшаяся по отношению к каудильо. Он никогда больше не увидит Франсиско.
Несмотря на внешнюю беззаботность Франко, утрата матери и трудная встреча с отцом оживили в его памяти воспоминания о тяжелом детстве. Его новый параноидальный приступ по поводу коммунизма случился именно в тот период. 16 мая 1934 года он написал письмо секретарю «Международной Антанты против Третьего Интернационала», в котором выражал похвалу за «большую работу, которую вы осуществляете для защиты всех народов от коммунизма». И хотя ранее Республика в течение трех лет оплачивала его подписку на данный журнал, теперь Франко, не желая ничего оставлять на волю случая, решил лично подписаться на это злобное антикоммунистическое издание, которое поддерживало его убежденность в том, что он и Родина подверглись нападению злобных марксистских сил. Такие вот мрачные и абсолютно иррациональные опасения и страхи перед «красными» отчасти объясняют мстительность его дальнейшего поведения и жестокие расправы, которые Франко учинял сначала над «большевистскими» шахтерами в Астурии, затем над республиканцами во время гражданской войны и в конце концов над рабочим классом после победы в этой войне.
К сожалению, воздействие окружающей реальности усилило невротические взгляды Франко на жизнь, в которой левые рассматривали все сделанное правыми как свидетельство их фашистских амбиций, а правые считали любую инициативу левых равносильной коммунистическому мятежу. И пока правительство радикалов под оппортунистическим руководством Лерруса и при активной закулисной деятельности Хиля Роблеса скатывалось вправо, отчаявшиеся социалисты начали считать революционное восстание единственной возможностью для сохранения Республики. Ситуация резко поляризовалась весной и летом 1934 года, когда радикальный министр внутренних дел Рафаэль Салазар Алонсо спровоцировал несколько социалистических профсоюзов на ряд самоубийственных забастовок. Сознавая, что левые считают СЭДА профашистской организацией и не потерпят участия ее представителей в правительстве, в сентябре 1934 года Хиль Роблес лишил его молчаливой поддержки своей партии, вынудив тем самым Лерруса сформировать новый кабинет, в который вошли три министра от СЭДА. Как он и предсказывал, это спровоцировало левых на объявление 4 октября всеобщей революционной стачки, которая сопровождалась недолговременным объявлением независимости Каталонии. Хотя большая часть забастовок была немедленно подавлена, одна из них, наиболее решительная и лучше подготовленная, которую организовали ВСТ (Всеобщий союз трудящихся), НКТ (Национальная конфедерация труда) и едва оперившаяся Коммунистическая партия, прошла среди шахтеров Астурии. В результате гражданского губернатора там заменили военным командующим, а также ввели чрезвычайное положение.
За несколько недель до этого, как было условлено, Франко вернулся в столицу, чтобы вместе с военным министром Диего Идальго принять участие в маневрах. Они проходили под командованием генерала Эдуардо Лопеса Очоа в провинции Леон, которая по своим природным условиям была весьма похожа на Астурию. Было ли решение Идальго пригласить Франко чисто случайным или являлось заранее обдуманным ходом, чтобы обеспечить его приезд в Мадрид и использовать при подавлении ожидаемых революционных волнений, присутствие будущего каудильо окажет решающее воздействие на исход предстоящих событий.