Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

Пока Франко был занят тем, что на всех углах с большой помпой оглашал причины, по которым он должен узурпировать власть законно учрежденной Республики, сам генерал вместе с группой бунтовщиков неожиданно оказался в довольно опасной ситуации, поскольку местный глава Гражданской гвардии еще не определился, поддерживать ли ему мятежников. Пакону даже пришлось применить артиллерию, чтобы помешать группе воинственно настроенных рабочих присоединиться к отряду Гражданской гвардии. Когда между двумя противоборствующими сторонами завязалась перестрелка, Франко передал командование Оргасу, послал жену Кармен и дочь Ненуку в порт дожидаться посадки на пароход в Гавр, а сам отправился в аэропорт, где его ждал самолет. Поездка оказалась весьма рискованной. Поскольку все шоссе были заняты сторонниками Народного фронта, ему пришлось плыть вокруг острова на морском буксире. В конце концов самолет Франко поднялся в воздух 18 июля в 14.05. Как и о многих эпизодах его жизни, об этом полете ходила целая серия самых невероятных и романтических рассказов. Генералу приписывали множество нарядов, в которые он якобы переоделся, — от темно-серого костюма дипломата до арабского балахона, к последнему одеянию один вдохновенный писатель добавил тюрбан. Утверждение Пакона, что на них были белые летние костюмы, а военную форму они якобы выкинули в окно, кажется маловероятным хотя бы потому, что оба офицера оказались именно в военной форме по прибытии в Африку. Также имелось много версий насчет того, где и когда генерал сбрил свои знаменитые усы: единственную жертву, как ехидно заметил Кейпо де Льяно, которую Франко принес во имя Испании.

Впрочем, каким бы ни был их наряд, тяжелое, напряженное путешествие с одной краткой остановкой для дозаправки в Агадире и ночь, проведенная в Касабланке из-за неполадки в посадочных огнях, подействовали словно электро-5* шок на осторожного генерала. Проведя почти без сна несколько суток, Франко, как только они пересекли африканскую границу, вновь обрел вид решительного героя, победителя мавров. Поскольку точно не было известно, кто командует в Тетуане, самолет сначала сделал несколько кругов над аэродромом, пока Франко, разглядев старого однополчани-на-«африканца», не закричал: «Можем садиться, я видел нашего рыжего!» После приземления он оказался в окружении старых товарищей и легионеров, которые засыпали его вышибающими слезу похвалами. Передавая генералу командование, растроганный Ягуэ, забыв свои презрительные высказывания в его адрес, заявил: «Ты, Франко, который столько раз водил нас к победе, веди нас снова в бой за честь Испании!» — а сам будущий каудильо расплакался. Взволнованный такой встречей, Франко немедленно увеличил жалованье легионерам на одну песету в день. Однако он твердо стоял ногами на земле. Отдавая себе отчет в острой нехватке самолетов и другого современного вооружения у восставших, он отправляет Луиса Болина, корреспондента «АВС», который арендовал самолет в Лондоне, и Бебба в Лиссабон с отчетом для Санхурхо, а затем в Рим просить срочной помощи для мятежников у Муссолини.

По возвращении в Африку Франко не имел нужды отчитываться ни перед гражданской, ни перед военной властью. Своевременный уход со сцены Кальво Сотело открыл перед ним такие горизонты в политике, о которых прежде можно было только мечтать. Головокружительная скорость, с какой другие соперники устранялись с его пути, утвердила генерала в убеждении, что ему помогает Божественное провидение. С того момента, как он решился разделить участь восставших, Франко не будет брать в расчет возможность серьезной оппозиции ни со стороны своих сторонников, ни противников, ни даже внутри самого себя. Его бодрый клич «Испания спасена!» и требование «слепо верить, никогда не сомневаться, быть энергичным и решительным, потому что этого требует Родина», звучат как предупреждением сомневающейся части его Я, так и посланием надежды для повстанцев. Это было победным завершением диалога, который он

вел с самим собой на протяжении весны 1936 года, а может_г и всей жизни. В сценарии фильма «Мы» Франко проецирует свою двойственность по отношению к восстанию на Луиса Эчеверрию, лучшего друга Хосе и мужа Исабелиты. Когда Луис выражает сомнение насчет восстания, Хосе, главный герой, твердо заявляет: «Мы должны идти дорогой чести. И если мы не можем найти ее, значит, должны делать то, что более всего причиняет нам боль, с уверенностью в правильности такого пути. Именно в этом я вижу наш долг». Является ли сие, как отмечает Губерн в своем анализе сценария, колебаниями мазохистского Я, самоистязанием или нет, эти чувства отражают суть измученного разума Франко. Гитлер написал по поводу Второй мировой войны: «Я глубоко убежден, что эта борьба ни на йоту не отличается от той битвы, которую я когда-то начал вести внутри себя самого». Его слова вполне можно отнести и к Франко, и к гражданской войне в Испании.

Глава 4

МОЕ, ВСЕ МОЕ!

Франко и гражданская война: июль 1936 — март 1937