Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

В Марокко война собрала осколки боевого духа армии в крепко сжатый кулак и занесла его для удара.

Ортега-и-Гассет

Лидер найдется среди личностей, обладающих наименьшей способностью к сопротивлению, наименьшим чувством ответственности и, в силу своей неполноценности, наибольшим стремлением к власти. Он отпустит вожжи, все сдерживающие центры, и толпа последует за ним неудержимой лавиной.

Карл Юнг

Лишенный Республикой воинского звания 19 июля, посте начала мятежа, Франко оказался в числе всего лишь четырех генералов из двадцати одного, находившихся на действительной службе, которые заявили о своем неподчинении правительству. Остальные были Кейпо, Годед и Кабанель-яс. Законное правительство пользовалось поддержкой некоторых подразделений Гражданской гвардии и большой части армии (ее лояльность оно не решилось проверить на мятежниках). Многие офицеры выступили против власти под лозунгом: «Франко с нами. Мы победим!» — но это были в основном средние чины. Старшие армейские офицеры в большинстве своем не хотели рисковать ни пенсиями, ни жизнями, как это было раньше. Даже не все «африканцы» с энтузиазмом восприняли мятеж. Как отмечает Рэймонд Карр, «если бы все офицеры присоединились к мятежу, их победа была бы делом буквально нескольких дней». На деле Франко добился лишь локального успеха. По словам Ронал-да Фрэзера: «Мятеж вызвал трещины в здании Республики, но не сокрушил ее. В этом смысле он потерпел неудачу».

Хотя во многом худшие опасения Франко оправдались, внешне он выражал абсолютную убежденность в благородстве и правоте дела мятежников и полное презрение к военной силе и моральному состоянию противника. (Вероятно, самый тяжелый удар Франко получил от лондонской «Таймс», написавшей о нем как «о брате известного авиатора».) Для поднятия духа мятежников он подкреплял свои речи угрозами «примерного наказания» сторонников Народного фронта и заверениями, что «не будет прощения» тем, кто продолжает оказывать сопротивление восставшим. Его «железная воля» и неистощимый оптимизм, который так контрастировал с самоубийственным пессимизмом Молы, придали новый импульс мятежу. Руководя операциями из своего главного штаба, устроенного в верховном комиссариате в Тетуане, генерал вскоре ни у кого не оставил сомнений насчет того, сколь жестоким и неумолимым он собирался быть. Его кузена, майора Рикардо де ла Пуэнте Баамонде, взяли в плен, когда тот пытался удержать аэропорт Тетуана в руках республиканцев. К несчастью для Рикардо, с раннего детства они с Франсиско были близки, как родные братья. Однако, как и в случае с Рамоном, у них начались идеологические разногласия. Как-то во время спора Франсиско даже бросил ему: «Когда-нибудь мне придется расстрелять тебя!» И он сдержал слово. Франко и пальцем не пошевелил для спасения кузена, когда мятежники арестовали, судили и расстреляли его. Но семья Франко оказалась отнюдь не единственной, разорванной мятежом. Декларируя свое стремление захватить власть, в том числе и для того, чтобы противостоять разрушению семьи, вызванному реформами Республики, на деле мятежники способствовали раздору среди ближайших родственников по всей Испании.

В Мадриде премьер Касарес был вынужден подать в отставку. И хотя деморализованный Асанья считал, что «слишком поздно делать что-либо», он вместе с остатками кабинета министров сформировал переходное правительство, которое возглавил Диего Мартинес Баррио. Попытка нового премьера умиротворить восставших, пообещав принять немедленные и энергичные меры против добровольческой Народной милиции и запретить забастовки, лишь укрепила уверенность мятежников в своих силах. У них кровь играла в жилах, самомнение все возрастало, и они не собирались соглашаться ни на компромиссные решения, ни на предложения высоких постов со стороны дискредитировавшего себя правительства.

Беспомощного Мартинеса Баррио буквально через несколько часов сменил профессор Хосе Хираль. Последователь Асаньи, Хираль, скрепя сердце сделал решающий шаг, вооружив рабочих. Вакуум власти в центре означал, что революционные комитеты в данной ситуации могли захватить политическую инициативу, позволив части экстремистских элементов в своей среде ответить зверствами на десятилетия угнетения, политической изоляции и жестокости со стороны правых. Революционное рвение и допущенные левыми крайности предоставили восставшим военным столь необходимую возможность задним числом оправдать мятеж. Не имея сколько-нибудь связного политического плана, заменяемого расплывчатыми лозунгами типа «восстановим порядок и спасем Испанию от анархии», мятежники ухватились за призрак «коммунистической революции» — которой не существовало, пока они ее сами не спровоцировали, — чтобы пропагандистски обосновать необходимость и неизбежность восстания. Но разгромить республиканских добровольцев оказалось не так просто, как ожидал Франко.