Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

Но даже в этих условиях крайней вседозволенности Мильян Астрай умудрился зарваться. 12 октября 1936 года состоялась церемония в честь Дня испанской нации, годовщины открытия Америки Христофором Колумбом. После положенного богослужения высокопоставленные политические, военные и церковные сановники перебрались в университет в Саламанке, где, в отсутствие Франко, председательствовал ректор университета, престарелый философ Мигель де Унамуно. Потрясенный до глубины души арестами и убийствами друзей и знакомых, Унамуно пришел в ужас, когда, вдохновленный одним особенно пылким националистическим выступлением, какой-то легионер возопил диким голосом: «Да здравствует смерть!» Тут же вскочил на ноги Мильян и вместе с легионерами из сопровождения, заявившимися на мероприятие с автоматами, немедленно организовал хоровое пение гимнов во славу войны. В ответ почтенный философ назвал войну «нецивилизованным, варварским актом» и заявил: «Вы можете победить, но не можете убедить. Никого нельзя убедить при помощи ненависти, которая не ос-

6 Ходжес Г. Э.

тавляет места состраданию». Распаленный Мильян набросился на него с воплем: «Смерть интеллектуалам!» В качестве представителя Франко супруга каудильо увела Унамуно от этой банды убийц, но вскоре престарелый философ был смещен с поста ректора университета. Он умер в декабре, продолжая протестовать против «коллективного безумия и морального самоубийства Испании». Несмотря на то что Франко полностью одобрил выступление Мильяна против Унамуно, — возможно, с подачи нового советника каудильо, эксцентричного сюрреалиста Эрнесто Хименеса Кабальеро, одного из идеологических творцов фалангизма, — в 1937 году цензура перешла в ведение отдела прессы и пропаганды в Бургосе, под начало фалангистов. И хотя Мильян продолжал оставаться пылким пропагандистом режима, всю свою энергию он направил на создание «Tercio de Mutilados»¹¹, организации, прославляющей тех, кто, подобно ему самому, был покалечен на войне.

Более или менее стабилизировав политическую ситуацию, Франко вновь занялся семейными делами. К вящему удивлению Кинделана и его офицеров, он решил отправить брата Рамона командовать авиацией националистов на Мальорке. Остается только гадать, было ли это решение вызвано тем, что с высоты достигнутого им положения Франко мог позволить себе быть великодушным, или он лелеял надежду, что самоубийственные порывы Рамона навлекут на нелюбимого братца смертельную опасность. Так или иначе, но, как позднее заметит их сестра Пилар, стремление Рамона лично вылетать на самые опасные задания вскоре развеяло недовольство ряда офицеров по поводу его назначения и привело брата к ранней гибели.

Завершение строительства нового крейсера «Канариас» оказалось очень большим подспорьем для националистов. И, поскольку с фашистской помощью они также доминировали в воздухе, похоже было, что война шла к скорому концу. 6 октября Франко оптимистически объявил журналистам о неминуемом штурме столицы. Наступление Молы двумя фронтами, спланированное совместно с Франко, началось

на следующий день. Четыре колонны измотанной африканской армии под командованием безупречно одетого Варелы (который, по слухам, не снимал ни перчаток, ни медалей даже в кровати) и его заместителя Ягуэ начали движение к северу, чтобы встретиться с частями Молы, направлявшимися на юг. Несмотря на оптимистичные прогнозы Франко насчет марша на Мадрид, похоже, что его больше привлекал прорыв осады Овьедо, которую организовали астурийские шахтеры, чем наступление на Мадрид. Между 4 и б ноября продвижение националистов к столице заметно застопорилось. Нерешительность Франко на мадридском фронте — проистекавшая, возможно, из опасения, что Моле достанется вся слава, а также из подсознательной тревоги, что Мадрид был домом не только для законного правительства и изгнанного короля, но также и его отца, когда тот не жил в Эль-Ферроле, — не осталась незамеченной в Германии. И пока Франко вел напряженные дискуссии со своими военными советниками по поводу дальнейших действий, в Саламанку были направлены адмирал Кана-рис и генерал У го Шперрле с предупреждением, что ожидаемые немецкие подкрепления будут находиться под командованием только немецкого офицера и должны быть использованы «для более систематического и активного ведения военных действий» на мадридском фронте.