К счастью для Франко, его «группа поддержки» действовала более целеустремленно. Когда 28 сентября в Саламанке была созвана вторая встреча руководителей восстания, чтобы утвердить новый статус Франко, сторонники выставили для него символический почетный караул. К тому времени пост генералиссимуса приверженцами Франко стал трактоваться значительно шире. Кинделан хотел, чтобы не только армия, флот и военно-воздушные силы подчинялись единому командующему, он настаивал также, что этот пост должен включать в себя и функции главы государства на весь период, «пока продолжается война». Тем самым Хунта национальной обороны, в сущности, подлежала ликвидации. В конце концов члены Хунты с большой неохотой одобрили декрет, согласно которому Франко «получает все полномочия главы нового государства». По его настоянию, в нем не было упоминания о каком-либо ограничении по срокам. И пока ликующий Франко отмечал «самый важный момент в своей жизни», раздраженный Кейпо, высказав нечто «непечатное» на его счет, заключил без энтузиазма: «Придется плясать под его дудку, пока мы его сами не остановим». С другой стороны, отчаявшийся Кабанельяс заявил: «Вы не подозреваете, что вы сами сотворили, потому что не знаете его так, как я, еще с тех пор, когда он был под моим командованием в африканской армии... И, если вы, как того желаете, отдадите ему Испанию, он будет считать ее своей собственностью и не позволит никому заменить его ни во время войны, ни потом до самой смерти». Как много позже подытожил Висенте Гуарнер, однокашник генералиссимуса по Толедо и тоже «африканец»: «Франко занял высшую позицию в стране, и, поскольку над ним нет старшего по званию, он с нее не сдвинется».
Но к несчастью для националистов, качества, которые сделали из Франко превосходного солдата и вознесли на головокружительную высоту в военной иерархии — повиновение, гибкость и безрассудная, саморазрушительная отвага под огнем, — превратят его в верховного главнокомандующего, намного менее впечатляющего. Как утверждает Норман Диксон, высококлассный командир должен генерировать необычные идеи, не искать одобрения своих действий у других лиц, печься о благе своих людей и уважать врага. Генерал Франко проявит полное отсутствие всех и каждого из этих качеств. Как обычно бывает с авторитарными личностями, подавленный страхом перед неудачей и постоянной тревогой, что его могут обвинить за любой промах, он постоянно чувствовал себя не в своей тарелке под грузом огромной ответственности, присущей абсолютной власти.
Впрочем, в политическом отношении Франко был более проницательным. Как он скорее всего предвидел, решение повернуть армию на Алькасар принесло ему огромные дивиденды. В кинотеатрах всего мира зрители смотрели на экранах представление, где Франко изображал из себя воинственного героя средневековой Испании, осматривая место «славного освобождения». 30 сентября епископ Саламанки в своем выступлении обрисовал Республику как земную юдоль, полную ненависти, анархии и коммунизма, а территорию, контролируемую националистами, — как место на небесах, полное любви к Богу, где обитают герои и мученики за веру. И хотя защита церкви не являлась главной задачей, заявленной в первоначальной «Декларации о намерениях» восставших в 1936 году, с того момента, как стало очевидно, что война затянется, принятие христианской риторики было сочтено делом чрезвычайной важности. Похвалы церкви помогли националистам превратить братоубийственную войну в «христианский крестовый поход». Ватикан, возглавляемый папой Пием XII, с удовольствием оказывал в этом всяческую помощь. Благословив тех, кто защищал «честь и достоинство Господа от неистового взрыва диких сил, жестокость которых неподвластна разуму», он открыто противопоставил христианский героизм националистов варварскому атеизму Республики. Это предоставляло Франко столь необходимое для него одобрение высшей инстанции и помогало получить международную поддержку. В Великобритании многие консервативные члены парламента, убежденные, что католик Франко был «галантным христианским рыцарем», оказывали значительное давление на правительство, чтобы оно изменило британскую политику в пользу националистов. Да и в самой Испании тот факт, что священники появлялись на балконах рядом с генералами, способствовал превращению беспорядочного мятежа, цели которого сами восставшие декларировали в туманных и неконструктивных терминах (против коммунизма и против анти-Испа-нии), в политический и идеологический монолит.