Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

Хотя непредсказуемые и зачастую путаные решения Франко и вызывали замешательство у военных — особенно в Германии, — в политическом отношении они оказывались оправданными. По самым разным, едва ли не взаимоисключающим причинам Кинделан, Николас Франко, Оргас, Ягуэ и Мильян Астрай решили сформировать своего рода политическую команду, поставившую целью объявить Франсиско Франко верховным главнокомандующим, а затем и главой государства. Мильян верил в военную диктатуру, Ягуэ ожидал создания фашистского государства, Кинделан рассчитывал на реставрацию монархии, а Николаса — фигуру, прямо скажем, отнюдь не бескорыстную, подстегивали немцы, сделавшие политическую ставку на его брата. 21 сентября, пока брали Македу, Хунта национальной обороны и группа высших офицеров провели историческую встречу, на которой была обсуждена организация власти на территории, контролируемой националистами. Все генералы, кроме Ка-банельяса, были сторонниками единого командования, но старые офицеры постепенно отходили в тень. И, когда настал момент голосовать за избрание генералиссимуса, Кинделан предложил кандидатуру Франко, против которой никто не возражал: Мола и Кейпо де Льяно по политической наивности сочли это временной договоренностью, только на тот срок, пока шла война. Хунта, однако, публично не объявила о своем выборе, что указывает на отсутствие всеобщего энтузиазма по этому поводу.

Возможно, надеясь, что быстрая военная победа развеет все сомнения на его счет, три дня спустя Франко отдал приказ трем марокканским колоннам под командованием генерала Варелы круто повернуть и идти на восток, в направлении Толедо. Войска двинулись на юг во главе с Асенсио, Ка-стехоном и Барроном. Разочарованные тем, что их свернули с дороги на Мадрид, и разъяренные растущим сопротивлением уже гораздо лучше организованной республиканской милиции, солдаты африканских частей находились в особенно мстительном расположении духа. И то, что на время последнего штурма Алькасара не были допущены корреспонденты, которым до этого разрешалось свидетельствовать о самых кровавых военных событиях, не предвещало ничего хорошего жителям Толедо.

И 27 сентября состоялась ужасающая бойня, во время которой улицы оказались в буквальном смысле залиты кровью. По кровавым отпечаткам сапог можно было проследить развитие резни. Улицы усеяли обезглавленные трупы. По словам Уитекера, «националисты хвалились тем, сколько гранат было брошено против двух сотен беззащитных людей» в госпитале Сан-Хуан-Баутиста. Оправдывая зверства националистов перед пришедшим в ужас американским журналистом Уэббом Миллером, один офицер-франкист непринужденно объяснял ему: «Мы боремся с идеей. А идея находится в мозгу, и чтобы убить идею, надо убить самого человека. Потому нам приходится убивать любого, в ком засела эта «красная» идея». Еще очень много крови будет пролито для достижения данной цели.

Каким бы ни было решение Франко повернуть на Толедо — политическим или в основном эмоциональным, — с военной точки зрения оно обернулось потерей двух недель перед наступлением на Мадрид. Это позволило республиканцам реорганизовать оборону столицы и превратило простую для мятежников операцию в длительную и дорогостоящую осаду. Возможно, Франко мучило чувство раздвоенности, и, подобно Гитлеру во время Второй мировой войны, он находился в постоянном душевном напряжении, снедаемый жаждой победы и подсознательным стремлением к поражению. Впрочем, какими бы ни были психологические мотивы, у Франко имелась и политическая цель. Хотя и не слишком полезный для военной кампании, толедский маневр дал ему время, чтобы разрешить пикантный вопрос о единовластии в зоне националистов, а заодно сыграл и важную пропагандистскую роль.

27 сентября Франко, Ягуэ и Мильян Астрай приветствовали восторженную толпу с балкона Паласьо-де-лос-Голь-финес в Касересе. Высокий, тонкий голос Франко уносился ветром, но Ягуэ и Астрай громогласно и с пафосом объявили: «Наш народ, наша армия под руководством Франко идут к победе». Ликующая толпа хором скандировала: «Франко! Франко!» Эти сцены народного неистовства, широко освещаемые националистической прессой, несколько смягчили раздражение немцев, вызванное «необъяснимым» и «неоправданным» промедлением, которое дало передышку республиканскому правительству. Немцы поставили условие: «Все должно быть сконцентрировано в руках Франко, чтобы был один руководитель, держащий все под контролем».

В шаге от вожделенной короны их протеже, однако, стал неожиданно колебаться. 27 сентября Ягуэ бросил с раздражением: если Франко не поспешит взять все под свой контроль, легион будет искать другого кандидата. Франко же, нервируя своих сторонников, то требовал от Берлина, «чтобы его считали спасителем не только Испании, но и всей Европы от наступления коммунизма», то заявлял, что не хочет вмешиваться в большую политику. Страстно желая добиться расположения Гитлера, он в то же время постоянно оскорбляет Берлин, полностью игнорируя немецкие заявления.