Когда 16 августа Франко прилетел в Бургос, чтобы обсудить с Молой ход военных действий, местное население оказало ему восторженный прием. Оба генерала осознавали необходимость иметь единое военное командование, поддерживаемое централизованным дипломатическим и политическим аппаратом, но в тот момент не было принято никакого решения. Тем не менее монополия Франко на зарубежные военные поставки и активная деятельность его пресс-центра давали все основания для того, чтобы иностранная пресса, симпатизирующая националистам, называла его «верховным главнокомандующим» и «главой испанского государства».
К концу августа 1936 года тяжелые нагрузки, растущая ответственность и угнетающе действовавшее сопротивление Республики произвели свой эффект — Франко перестал выглядеть харизматичным героем. Он вдруг как-то быстро постарел. Изменилось и его поведение. Отсутствие какой-либо законной, юридически оправданной власти на территории, контролируемой националистами, означало, что не было никого, чьим приказам он мог бы повиноваться, никого, кто милостиво улыбнулся бы его успехам и похвалил бы за исполнительность. И это явно тревожило Франко. Приезд в Испанию жены и дочери после двух месяцев пребывания во Франции не слишком повлиял на его расположение духа. Чтобы развеяться и не видеть перед собой язвительного и высокомерного Кейпо де Льяно, с которым он постоянно вступал в перепалки на повышенных тонах, Франко 26 августа решил перевести свой штаб из Севильи в Касерес, в элегантный дворец XVI века. Возвышенный, почти королевский образ жизни в нем резко контрастировал с хаосом и кровопролитием на поле боя.
Несмотря на пессимизм Франко, мятежники значительно упрочили свое положение. После падения Бадахоса войска под командованием Ягуэ тремя колоннами устремились в направлении Толедо и Мадрида. 27 августа они соединились у последнего значительного города на пути к столице, Талавера-де-ла-Рейны. После недели тяжелых боев 3 сентября город был взят, что ознаменовалось еще одной кровавой бойней. Как позже вспоминал Джон Уитекер: «Казалось, что убийства простых рабочих и крестьян никогда не кончатся». Чтобы стать жертвой, мятежников, «достаточно было иметь профсоюзный билет, слыть масоном или даже просто голосовать за Республику». Да и выяснять политические взгляды противника оказалось совсем не обязательно. Печально известный капитан Гонсало де Агилера писал приятелю: «К примеру, тип, вставший перед тобой на колени у кафе, чтобы почистить тебе сапоги, по определению должен быть коммунистом. Так почему бы просто не влепить ему пулю, и дело с концом? Никакой суд тут не нужен, его вина очевидна из его профессии».
На юге генерал Хосе Энрике Варела сумел установить линию связи между Севильей, Гранадой, Кадисом и Альхесирасом. Однако ему пришлось прервать наступление на Малагу, чтобы заняться обороной Кордовы. А тем временем недавно сформированный корпус под командованием подполковника Дельгадо Серрано расчищал север и, двигаясь к югу от Авилы, впервые установил оперативный контакт с находящимися южнее частями северной армии генерала Молы. Между тем сам Мола предпринял наступление на баскскую провинцию Гипускоа (ключевую аграрно-промышленную зону), задавшись целью изолировать ее от Франции. Решение итальянцев и немцев увеличить помощь националистам привело в начале сентября к падению Ируна и Сан-Себастьяна, что перекрыло баскам доступ к французской границе по западным склонам Пиренеев. Территория, контролируемая националистами, теперь представляла собой единый блок от Пиренеев, включая Кастилию и восточную Испанию, до самого юга. В результате этих поражений республиканцев беспомощное правительство Хираля было заменено новым, но вряд ли намного более эффективным кабинетом, возглавляемым Ларго Кабальеро.