Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

Однако наступление националистов из Талаверы сдерживалось политикой самого Франко, старавшегося тщательно очистить от левых каждый квадратный метр территории. От этого своего метода генерал не отступал. Подобно Гитлеру, он считал отступление признаком женской слабости. Отчаянные контратаки республиканской милиции вызывали особенно злобную реакцию африканских частей. Именно тогда Джон Уитекер впервые стал свидетелем массовой бойни. Стоя на главной улице городка Санта-Олалья в долине реки Тахо, он видел, как на семи грузовиках привезли около шестисот республиканцев, изможденных, безразличных к своей судьбе, некоторые еще сжимали в руках жалкие белые флажки, символы сдачи в плен. И пока некоторые офицеры-франкисты протягивали пленным сигареты, пара мавританских кавалеристов устанавливала два пулемета. Уитекер с содроганием вспоминает: «Пленники увидели пулеметы. И я их увидел. Людей сотрясла одна общая судорога, стоявшие в первых рядах, онемев от страха, отшатнулись назад с искаженными лицами и широко открытыми от ужаса глазами». Словно в кошмарном предвосхищении того, что затем будет происходить при нацистах, какой-то мавр, давясь от смеха, наяривал на старой пианоле мелодию «Сан-Франциско», когда «внезапно оба пулемета застрочили стаккато короткими неторопливыми очередями по десять—двенадцать выстрелов, прерываемыми мертвой тишиной». Застывший от ужаса журналист так и не смог понять ни тогда, ни много позже, «почему пленники, не пошевельнувшись, приняли это. Я всегда думал, что они могли бы ринуться на пулеметы, попытаться сделать что-нибудь, хоть что-то, в конце концов. Мне кажется, в момент сдачи в плен они теряют последние остатки воли к сопротивлению».

Вскоре после этого расстрела Питер Кемп, молодой выпускник Кембриджа, вступивший в армию на стороне националистов, попал на службу в Санта-Олалью. Его тоже поразила рутинная жестокость, ставшая обычным явлением в африканских частях. Однажды, обнаружив, что двое из его людей упились вдрызг, командир части лейтенант Карлос Льянсиа («своеобразная смесь любезности и жестокости») взревел: «Хватит с меня пьянок в этом эскадроне! Я этого больше не потерплю, вот увидите». И тут же свалил одного из пьяных солдат ударом кулака, выбив большую часть передних зубов. Затем повернулся ко второму и отстегал его хлыстом до полусмерти. Вернувшись к первой жертве, одним рывком поднял солдата на ноги и, не обращая внимания на вопли несчастного, принялся стегать его стеком по лицу, пока тот не упал без сознания рядом с товарищем... Обоих виновников затем пинками подняли на ноги и заставили выпить по пол-литра касторового масла».

Македа, соседний с Санта-Олальей городок, пал под натиском частей Ягуэ 21 сентября. На северо-восток от них открывался путь к Мадриду, Толедо оставался восточнее. И хотя войска под командованием Молы, испытывавшие большие трудности на мадридском фронте, с нетерпением ожидали прибытия африканских частей, Франко преследует навязчивая мысль об осажденных гарнизонах Толедо и Санта-Мария-де-ла-Кабесы. Эмоциональное значение, которое имело для Франко освобождение осажденных, широко проявилось еще в марокканской кампании. Возможно, как подсказывает Тевеляйт, замок в Толедо (и все замки вообще) у Франко ассоциировался с «женщиной высокого происхождения с безупречной репутацией». Подобные ассоциации прослеживаются и в фильме «Мы», когда Хосе замечает матери, что камни Толедо «не только говорят о военных эпизодах и религиозных событиях, но также о женских радостях и муках». Он рассказывает историю о том, как жена короля Альфонса XI в страхе смотрит с башни на приближающуюся арабскую армию. И, хотя «даму охраняли всего несколько рыцарей», арабское войско только отсалютовало «беззащитной даме» и проследовало мимо. Хосе также вспоминает случай, когда жена Педро I Кастильского (его мать) сидела в темнице, пока «король [его отец] занимался нечестивой любовью с доньей Марией де Падилья». Однако, какими бы ни были психологические мотивации Франко, в политическом отношении он твердо стоял на земле.

В военном плане ни для мятежников, ни для республиканцев осада замка Алькасар в Толедо не имела особого значения, но она превратилась в могучий символ героизма националистов. Вопреки настойчивым советам большинства своих офицеров Франко все-таки принял неожиданное решение повернуть войска с пути на слабо защищенную столицу, чтобы разблокировать осажденный гарнизон в Толедо. Перед началом наступления Франко освободил от командования Ягуэ под предлогом болезни и усталости последнего, а скорее по иной причине. Или потому, что подполковник ранее противился неудачному маневру Франко, рассеивавшему основные силы, или же генералу более требовалась политическая поддержка Ягуэ в предстоящей попытке стать генералиссимусом. Тот факт, что Ягуэ был произведен в полковники и возвращен в штаб Франко в Касересе, как будто подтверждает вторую версию. Из Андалусии вызвали Варелу, на которого и возложили непосредственное командование.