Царев город

Царицын острог, ставил мелкие крепостишки по всей Волге вплоть до устья. В приволжских степях скакали сотни конников Мурат-Гирея и его брата Саадета, которые ненавидели мурзу. Мурат, как служилый царя Федора, был посажен в Астрахань, а Саадету было позволено кочевать с ногаями близ этой крепости. Мурза хорошо понимал крымского хана Ислам-Гирея: тот боялся своих племянников и потому на Русь не пошел, как обещал раньше. Через казанцев Аталык узнал, что из Бахчисарая царю было послано письмо, которое все разъясняло. Ислам-Гирей писал: «Если хочешь быть с нами в самом деле в дружбе, то ты бы наших недругов, Саадета и Мурата, у себя' не держал, ты бы послал их туда, где не слыхать их и не видать, а деньги казны им не давал бы». Московский посол поручился хану, что Саадет и Мурат не пойдут на Крым, если только сам хан не пойдет на Московские окраины. Ислама в Крыму не любили, ждали на престол царевичей, и потому хану пришлось сидеть смирно.

Аталыку пришлось думать о том, чтобы осесть в казанских землях надолго, и не воином, а землепашцем. Деньги у мурзы были, купить земли он мог много. «Пора, — думал Муслы, — перестать жить войной, хватит махать саблей — надо уходить на покой. Молодость уже прошла, пора обзаводиться семьей, иметь жену, детей». Аббас из черемисской стороны тоже нерадостные вести слал. Крепость на Кокшаге встала во всю силу, местные люди с русскими воевать не хотят, ватага Демерджи куда-то исчезла, и взятая в залог дочка кузнеца теперь вроде бы ни к чему. Ее бы отпустить, но она мурзе нравилась все бодьше и больше. Настя пока была у него за служанку: готовила еду, стирала белье, создавала уют, но близко к себе не допускала. Быть женой отказалась наотрез. Пока строили дом, пока Муслы обзаводился хозяйством, время проходило в ожидании. Мурза надеялся, что девушка со временем полюбит его и станет в доме хозяйкой. Поэтому он от себя ее не отпускал, но не насильничал, старался ее приручить. Так шло время,

VI

Город Айвику ошеломил. Она всю жизнь провела в лесу и ничего кроме илемов не видела. Казань представляла себе таким же городом, какой построили на ее земле русские. И вдруг перед ее глазами возникло огромное скопище домов, улиц, каменные башни крепости, мечети такие, что пока глядишь на золоченый месяц на шпиле —

уронишь шапку. На тесных улицах бесконечные вереницы людей, на площадях толпы. мужчин, на базаре поющий, орущий, кишащий муравейник, пестрота лавок, палаток, торговых рядов. Смелая, даже отчаянная в лесу, здесь она в первый день боязливо жалась к стенам домов, далеко от своего жилья не уходила. . На другой день освоилась, на третий осмелела совсем. Жить их обоих с Андрейкой князь устроил в остроге, в комнатке на подклетях. На четвертый день она побывала на базаре, увидела там столько красивых одежд, вкусной еды, что впервые в жизни пожалела, что у нее нет денег.

Князь Гагин сразу же сел на место острожного воеводы и с головой окунулся в дела. Главный казанский воевода, князь Куракин, готовился к смене и предавался безделью. Все свои заботы взвалил на Гагина, а тот не давал покоя Андрейке. Однако в первый же воскресный день Андрюху и Айвику отпустил на базар. Айвика долго и нерешительно топталась на пороге воеводской избы, потом сказала:

— Ты, князь, рубль мой не потерял?

Гагин рассмеялся и выдал ей вместо одного рубля три Айвика почувствовала себя богачкой. Дома ей платили за три беличьи шкурки, за которыми надо ходить день, а то и два, всего одну копейку. При деньгах пошел на базар и Андрейка.

Сразу же купили девке шапку песцовую с малиновым бархатным верхом, сапожки из разноцветной кожи с украшениями, зеленый шелковый пояс и плисовые штяны. Ла- . комились бубликами, заморскими сушеными ягодами, которые назывались узюм, пили шербет.

Вернувшись в свою каморку, Айвика сразу ушла одевать наряды. Вышла из чулана, ну, прямо заглядение. Сапожки плисовые, штаны в обтяжку, азямчик, подпоясанный шелковым поясом, песцовая шапка так изменили ее, что и не узнать. Вроде ушла в чулан толстая, как капустный вилок, девка, а вышла похожая на высокого, стройного юношу, совсем городского, пригожего и нарядного.

Андрюшка встал, шумно крикнул «Ух ты!», а восхитившись, вздохнул. Настю бы вот так нарядить — краше ее никого бы не было! Но где она сейчас, как ее искать?

Айвика вздох Андрейкин поняла, сказала:

— Не грусти. Чует сердце, найдем мы нашу Настьку. Завтра князя потормоши, обещал же нам помочь. Я тебя понимаю, сама по Дениске тоскую, присушил меня, кере-меть окаянный.

На другой день Гагин обратился к большому воеводе.

Тот, как и следовало ожидать, упреждение Ноготкова о мурзе положил в долгий ящик.

— Городничему Ваньке Волынскому скажи. У него до-глядчиков много — найдут.

И трех ден не прошло, доглядчики донесли: «Новых

знатных татар в городе и вокруг за последние полгода появилось четверо, ногайского мурзы Аталыка середь них нет. Есть ногаец по имени Муслы, живет без войска, думает пахать землю».

Гагин сразу позвал Айвику:

— Ты мурзу в лицо знаешь?

— Видела не раз.