Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк

Боярином, произносившим эти торжественные слова, был никто иной, как князь Василий Шуйский, уже вырывший под обоими цесарскими величествами глубокую яму. Он по-прежнему пользовался особым расположением Дмитрия, что, в частности, сказалось в передаче ему обязанностей тысяцкого на свадьбе.

Марина, поддерживаемая отцом и княгиней Мстиславской, заняла свое место рядом с царем. Через некоторое время окольничий Колычев и думный дворянин Микулин, устраивавшие в Успенском соборе чертожное место, где должны были сидеть новобрачные, доложили царю, что все готово к венчанию. Дмитрий и Марина поочередно поцеловали знаки царского достоинства – крест, бармы и Мономахов венец – и передали их протопопу, который понес их в собор. Царская чета пошла следом за ним, сопровождаемая рындами с серебряными топорами на плечах, боярами, окольничими и думными людьми в праздничных золототканных платьях и кафтанах. Процессия двигалась медленно, словно река из золота.

В соборе новобрачных встретили многолетием. Они приложились к образам и мощам, причем Марина поцеловала изображения святых не в руки, а в уста, чем сразу вызвала ропот среди бояр и духовенства.

Вслед за тем патриарх возвел царя и царицу на чертожной место посреди храма. Они поднялись по двенадцати ступеням на возвышение, где стоял царский трон, отлитый из золота и украшенный 600 алмазами, 600 рубинами и 600 сапфирами; перед троном стояла золотая скамеечка. По правую строну от трона находилось кресло патриарха, обитое черным бархатом; по левую – небольшой золотой стул для Марины, перед которым также стояла скамеечка, обитая красным бархатом. От всех трех кресел вниз по ступеням спускались узкие ковровые дорожки: от царских – малиновые, от патриаршего – черная.

Началась церемония коронования Марины. Дмитрий торжественно объявил патриарху, что приемлет себе Марину в супруги и желает, чтобы ее короновали царским чином. Игнатий произнес в ответ одобрительную речь и приступил к обряду. Архиереи подавали ему одни за другим знаки царского достоинства, а он возлагал их на Марину. Затем хор провозгласил многолетие царице, и все, кто были в храме, стали подходить к ней с поздравлениями.

Дмитрий наблюдал за происходящим с высоты своего трона. По московскому обычаю он был неподвижен и не делал ни одного движения без посторонней помощи. Это вызывало изумление у иноземцев. Так, польские послы, Олесницкий и Гонсевский, увидев, как Дмитрий велел Шуйскому поправить себе положение ног, положив их одна на другую, сказали боярам:

– У нас государи не делают такого поругания и последнему дворянину! Благодарение всемогущему Богу, что мы родились в свободной земле, которую Бог наградил правами!

Но ни боярам, ни тем более Дмитрию – сыну Грозного, такое обращение царя со своими подданными не казалось унизительным.

После литургии Игнатий повенчал Дмитрия и Марину. Очевидцы сохранили противоречивые известия о том, причастилась ли Марина по православному обряду. Архиепископ Арсений, присутствовавший при церемонии, пишет: «После венчания ни тот, ни другая не выразили причаститься святых тайн. Это смутило многих присутствовавших, и не только патриарха и епископов, но и всех тех, кто видел и слышал это. Таково было первое и великое огорчение; таково было начало смуты и источник многих бедствий московского народа и всея Руси». Патриарх Филарет, напротив, на соборе 1620 года обвинял патриарха Игнатия в том, что он причастил католичку. «Патриарх Игнатий, – говорил он, – угождал еретикам латинской веры, и в церковь соборную пресвятой Владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии честного и славного ее Успения ввел еретической папежской веры Маринку, святым же крещением не крестил ее, но токмо единым святым миром помазал и потом венчал ее с тем Расстригой. И словно Иуда предатель, надругался над Христом, дав обоим сим врагам Божиим, Расстриге и Маринке, пречистое Тело Христово есть и Святую и честную Кровь Христову пить…» К сожалению, оба иерарха, равно как и другие современные авторы, русские и польские, примешали в этот вопрос много политики, а основное свойство политики – все путать. Мы уже видели, как Дмитрий с легкостью причастился из рук патриарха во время своей коронации. Зная честолюбие Марины, есть все основания полагать, что и она ни минуты не поколебалась.

На этот раз лишь немногие из поляков получили доступ за священный порог Успенского собора. Остальная свита Марины осталось на улице. «Что там делают с нашей госпожой?» – с подозрением перешептывались они. Вышедшие из собора паны и дамы успокоили и даже рассмешили их рассказами о непривычных обрядах, которые они видели. Много острот вызвал эпизод с хрустальной чашей. Ее, полную вина, поднесли молодым и после того, как они осушили ее, бросили на ковер перед ними: примета гласила, что тот из супругов, который первый раздавит чашу, будет главенствовать в семье. Однако патриарх, не желая будоражить зрителей, сам наступил на хрупкий хрусталь.