В воскресенье польских послов пригласили во дворец Марины отобедать с их цесарскими величествами. Пир проходил в комнате, обитой красным бархатом и устланной бобровыми коврами. Дмитрий сидел за столом в расшитом жемчугом и опушенном соболями красном бархатном кафтане и бархатных сапогах того же цвета; Марина была в польском платье с лифами и фижмами. Рядом с царским столом сидели придворные дамы и несколько боярынь; здесь же находился и Мнишек.
Послы поздравили царя и царицу с вступлением в брак и поднесли подарки – от короля и от себя. Сигизмунд прислал новобрачным золотые и серебряные кубки, серебряные изделия, изображавшие деревья, виноградные ветви и т. п. Послы подарили им чашу, наполненную жемчугом, бриллиантами и рубинами, два ожерелья – из алмазов и рубинов, бриллиантовые серьги и золотую цепь.
После того, как подарки были вручены, Власьев сказал послам:
– Его цесарское величество зовет вас, послов его королевского величества, к столу хлеб-соль есть.
– Мы очень рады сделать угодное государю, – отвечал Олесницкий, – и не пренебрегаем хлебом-солью и вот уже несколько дней дожидаемся этого приглашения. Но нам неприлично быть на обеде, если ваше господарское величество не почтите в нас особу его королевского величества и не укажите одному из нас места за одним столом с собой.
– Я короля польского на свадьбу к себе не просил, – сказал Дмитрий. – Вы сядете за мой стол, как послы.
Олесницкий хотел возразить, но тут к нему подошел Мнишек и вполголоса стал убеждать не спорить о местах. Олесницкий сослался на полученную им инструкцию. Воевода перебил его:
– Не держитесь слишком строго инструкции на этот раз, чтобы не привести в затруднение других дел его величества и Речи Посполитой. Я уверяю ваши милости, что теперь можно очень многое у него вытребовать для пользы короля и Речи Посполитой.
Он еще долго говорил в том же духе; наконец Олесницкий сказал:
– Сами собою мы не смеем отступить от инструкции, но если его господарское величество даст нам письменное свидетельство к королю, что мы не хотели отступать от инструкции и делаем это по уверениям и обещаниям с его стороны, что от этого произойдет много пользы для Речи Посполитой и его величества короля, – а твоя милость, пан воевода, заступишься за нас перед королем, чтоб не казалось, что мы хотели тем унизить достоинство его королевского величества, – тогда примем место, которое, как пан воевода говорит, нам назначено.
Мнишек облегченно вздохнул и, довольный своей дипломатией, объявил царю, что дело улажено.
Обедать пошли в Грановитую палату. Олесницкого усадили за отдельный стол, примыкавший к царскому столу; ему прислуживал стольник. Остальных гостей рассадили так, что русские сидели спиной к царю, а иноземцы – лицом.
Обед состоял из жареных тетеревов, обложенных лимоном, заячьих голов, начиненных мелко искрошенным мясом, баранины в борще, куриц с кислой и соленой подливой, крошеных бараньих легких с кашей и медом, пирожков с бараниной, свиным салом, яйцами, творогом и огромных медовых пирогов. На десерт подали варенья, хлеб с кусками сотового меда и длинные прутья корицы.
В конце обеда, под звуки польской музыки, Дмитрий поднял чашу за здоровье короля, а потом послал чарку вина Гонсевскому, желая, чтобы тот подошел к нему с выражениями признательности. Гонсевский заупрямился, считая, что это уронит достоинство короля, но Бучинский в ужасе зашептал ему:
– Бога ради, идите! Иначе получится скандал…
Посол волей-неволей покорился и подошел к царской руке.
Желая показать польским послам, что он водит дружбу не с одним Сигизмундом, Дмитрий велел позвать своих послов, которые на днях должны были выехать в Персию. Рассказав гостям о цели их посольства, царь гордо добавил:
– Я также посылаю послов к королям французскому и английскому, в Венецию и к итальянским князьям!
А после обеда, уже выйдя на улицу, он приказал показать полякам 42 пары охотничьих кречетов и равнодушно обронил:
– Я уже послал триста пар таких польскому королю.
Поляки не поверили и раздраженно шептались между собой:
– Неправда, не посылал, а так только, для магнифиценции выдумывает.
В понедельник, 12 мая, вновь был пир (из русских на нем присутствовали только двое: Афанасий Власьев и князь Рубец-Масальский). Дмитрий любезно известил Олесницкого и Гонсевского, что в этот день во дворце не будет ни цесаря, ни послов, тем самым давая понять, что вопрос о местах снимается. Олесницкий принял слова царя за чистую монету и после пирушки пустился в пляс, не сняв шапку. Дмитрий, танцевавший с Мариной, тут же знаком подозвал Мартина Стадницкого и велел ему передать увлекшемуся танцору, что если он не снимет шапки, то ему снимут голову. Олесницкий был вынужден признать про себя, что если послов на вечеринке и не было, зато цесарь был налицо.
В конце пиршества Дмитрий объявил, что в следующее воскресенье за городом состоится турнир, где паны смогут преломить копья в честь новобрачных. Это сообщение было встречено бурной овацией.