В качестве иллюстрации враждебных намерений Дмитрия по отношению к Сигизмунду, о. Савицкий приводит описание своей последней аудиенции в Кремле. Она случилась в понедельник, 12 мая. Беседа проходила наедине. После того, как иезуит приветствовал царя и поцеловал у него руку, Дмитрий рассыпался в любезностях и уверениях, что он отнюдь не забыл прошлое. Затем он встал с трона и стал мерить комнату крупными шагами; Савицкий продолжал стоять на месте. Тогда Дмитрий взял его под руку и увлек за собой; разговор оживился. Савицкий сразу затронул религиозную тему, и царь горячо поддержал его: конечно, в Москве должно быть иезуитское училище и как можно скорее! Савицкий возразил, что, к сожалению, в этой школе пока некому обучать и обучаться, но Дмитрия это не остановило – учеников и преподавателей можно выписать из-за границы… Тут он замолчал и вдруг, резко переменив тему, заговорил о своем войске. У него уже теперь собрано под Ельцом сто тысяч человек, готовых двинуться по его приказу, куда угодно, с гордостью сообщил он иезуиту. Впрочем, он еще не решил окончательно, куда их направить – может быть, против турок, а, может быть, против
Передают, что в эти дни у Дмитрия было странное видение. Однажды, когда он лежал в постели, к нему приблизилась фигура старика. Царь в испуге вскочил – видение исчезло. Но стоило ему опять прилечь, старик появился вновь и сказал:
– Ты добрый государь, но за несправедливости и беззакония слуг твоих, царство твое отнимется у тебя.
Дмитрий позвал Бучинского и поведал ему о случившемся. Бучинский, протестант, вежливо посмеялся над его страхами и заверил, что спасение как самого царя, так и России напрямую зависит от скорейшего введения в ней лютеранства. Дмитрия не особенно утешили его слова; гораздо больше его успокоило предсказание одного астролога, который предрек, что его царствование продлится 34 года.
Тем временем Шуйский пользовался любой возможностью, чтобы привлечь к заговору новых участников. По свидетельству князя Волконского, накануне решающих событий Шуйского поддерживало около 300 представителей боярской аристократии. Это были, так сказать, корни заговора, а его ветви раскинулись еще шире – среди московских купцов, стрельцов, посадских…
Главное, что объединяло заговорщиков, была ненависть к полякам. Действительно, безмозглая шляхта шагу не могла ступить, чтобы не оскорбить достоинства русских людей. Одни поляки кичились благосклонным отношением к ним царя и бахвалились перед москвичами:
– Ваша казна вся перейдет в наши руки!
Другие, подбоченясь и бряцая саблями, заявляли:
– Мы вам дали царя!
Толпами шляясь в пьяном виде по московским улицам, они задевали прохожих, набрасывались на женщин, вытаскивали их из экипажей и врывались в дома, где замечали красивую хозяйку или дочку. Особенной наглостью отличались панские слуги – гайдуки, большинство которых, кстати, происходило из православных русских областей, принадлежавших Речи Посполитой (впрочем, москвичи не признавали их за своих). Возмущение их бесчинствами росло с каждым днем.
Наконец враждебная атмосфера, сгущавшаяся вокруг них, заставила буянов насторожиться. В воскресенье среди поляков распространился слух, что москвичи готовят их избиение. Однако невозмутимость Дмитрия, видимо, передалась и им, поэтому они не только не изменили своего поведения, но даже не позаботились ради собственной безопасности переехать в другие дома, поближе друг к другу.
Сам царь вечер вторника, 13 мая, посвятил Станиславу Немоевскому, который привез для продажи драгоценности королевы Анны. Дмитрий с удовольствием рассматривал бриллианты, а затем приказал принести собственные сокровища и тоном знатока рассказывал Немоевскому о свойствах драгоценных камней.
Между тем в этот вечер решилась его судьба.
Видя растущую ненависть москвичей против поляков, Шуйский посчитал, что настало время перейти к решительным действиям. Вечером 13 мая он собрал у себя в доме заговорщиков и изложил им свой план.