Тем не менее с наступлением весны дело самозванца пошло успешно. Имя Дмитрия и на этот раз действовало безотказно – города сдавались один за другим. Полякам не нужно было применять силу – все дело делали грамоты Лжедмитрия, поджигавшие крепости лучше всякой артиллерии. Эти грамоты призывали русский народ, с одной стороны, отступиться от Шуйского, с другой – не верить самозваным царевичам, ловить их, бить кнутом и сажать в тюрьму до царского указа. «Ведомо мне учинилось, – писал самозванец, – что грехов ради наших и всего Московского государства объявилось в нем еретичество великое: вражьим наветом, злокозненным умыслом, многие стали называться царевичами московскими». Для примера он велел убить одного такого неудобного родственника, «сына» Федора Ивановича, находившегося в его лагере с шайкой казаков.
Разбив войско Шуйского под Волховом, самозванец двинулся прямо к Москве, надеясь, что и она сдастся так же легко, как остальные города. 1 июля он подошел к Первопрестольной. Поляки в восхищении смотрели на огромный город, сиявший бесчисленными куполами. Однако Москва казалась вымершей – ни единой живой души не было видно на ее стенах. Никто не торопился и открывать ворота.
Вначале поляки разбили лагерь в подмосковном селе Тайнинском, где находился царский дворец, служивший местом остановки при выезде государей из столицы или въезде в нее. Здесь выяснилось, что некоторые русские из войска самозванца сочувствуют москвичам. Ночью пушкари заклепали орудия и попытались бежать в Москву. Их изловили и посадили на кол.
На следующий день паны сочли выбранное место неудобным для лагеря и отошли на запад, к селу Тушино, в восьми верстах от Москвы. Рожинский смелым налетом разбил превосходящее его по численности московское войско воеводы Скопина-Шуйского, пытавшееся преградить ему путь. После этого поляки спокойно расположились в Тушине. С этих пор москвичи стали звать самозванца Тушинским вором, навсегда закрепив за ним это имя в истории.
Шуйский вновь оказался в затруднительном положении и переменил свое отношение к пленным полякам. Он уже не думал о выгодном мире с Польшей, а заботился только о том, чтобы сейм признал его законным московским государем. Теперь ярославские узники нужны ему были для того, чтобы обличить самозванца, – кому же лучше всех было сделать это, как не сандомирскому воеводе и его дочери!
Уже в мае с пленниками стали обращаться более снисходительно, улучшили их содержание и всячески обнадеживали возможностью скорого освобождения. 22 мая 1608 года последовал приказ готовиться к отъезду в Москву. Три дня спустя Юрий Мнишек с Мариной, родней и 110 спутниками, преимущественно женщинами, детьми и прислугой, спешно выехал в столицу. 162 шляхтича остались в Ярославле, ободренные обещаниями воеводы позаботиться об их участи.
Из других городов в Москву везли князя Константина Вишневецкого, Тарлов и Стадницких.
В Москве пленников уже ожидали польские послы – князь Друцкий-Соколинский и пан Витовский. Переговоры шли трудно, стороны обвиняли друг друга в провоцировании резни 17 мая 1606 года и разных злокозненных замыслах. Наконец удалось заключить перемирие на три года и одиннадцать месяцев. Шуйский обещал возвратить свободу всем пленным полякам и не позже 8 октября доставить их к польской границе; Юрий Мнишек обещал, что не будет называть Тушинского вора своим зятем и не выдаст за него замуж свою дочь; Марине воспрещалось пользоваться титулом московской царицы. Сигизмунд III обязывался отозвать Адама Вишневецкого, Рожинского и других «вельмож и ротмистров» из тушинского лагеря. Кроме того, по требованию Шуйского, Юрий Мнишек отослал от своего имени письмо к Рожинскому с увещеваниями оставить Вора. Это послание не произвело никакого впечатления. Да и сам воевода был столь податлив лишь потому, что желал как можно быстрее развязать себе руки. В Ярославле он уже вступил в переписку с Вором, который любезно пересылал его письма в Самбор и утешал воеводшу. Мнишек без колебаний признал Вора Дмитрием.
Расчеты Шуйского не оправдались. Поляки продолжали толпами прибывать в тушинский лагерь. Этому способствовала беспокойная обстановка в самой Речи Посполитой. В июне 1608 года там закончился рокош Зебжидовского. Гордый пан прибыл в Краков и просил прощения у короля. Но другие мятежники составили новую конфедерацию и продолжали смуту. Положение их было крайне шатко, и они ожидали помощи из Москвы – от второго Дмитрия, так как первый Дмитрий, как мы помним, охотно поддерживал врагов Сигизмунда. Эти-то мятежные ротмистры и вели свои отряды в Тушино. Ежемесячно туда приходило не менее тысячи поляков.