Чтобы окончательно обломать Марину, все же пришлось еще потрудиться. Когда на следующий день Вор сам приехал в лагерь Сапеги, она встретила его неприветливо и не выразила никакой радости. Рассказывали, что она даже выхватила нож и воскликнула: «Лучше умереть!» Кажется, уговоры отца действительно внушали ей отвращение, и она стала относиться к нему враждебно. Во всяком случае, когда воевода через несколько месяцев покинул Тушино, он не простился с дочерью и не благословил ее. Такое поведение вряд ли было следствием обычной семейной размолвки. Увещевания нежного родителя были подкреплены убеждениями одного иезуита, который уверял Марину, что признанием Вора она совершит высокий подвиг во имя Церкви.
Марина сдалась. Правда, преодолеть свое омерзение к Вору она так и не смогла, и выговорила себе право не делить с ним супружескую постель. 17 сентября отряд Сапеги под распущенными знаменами доставил ее в Тушино. Там на виду у всех Вор и Марина бросились друг к другу в объятия, громко благодаря Бога за то, что он дал им соединиться вновь. Однако ее долгие препирательства с нежно любимым супругом не укрылись, конечно, от внимания тушинцев и отнюдь не способствовали всеобщему энтузиазму. Позже Мнишек утверждал, что какой-то иезуит или бернардинец тайно повенчал их, с оговоркой, что сделано это было в плену и поневоле.
Падение совершилось.
Мы не знаем, как произошел в душе Марины этот переворот. Несомненно, женская слабость и дочерняя покорность сыграли в нем не последнюю роль. По силам ли было ей идти против всех, могла ли она в одиночку отстаивать свои права (что было бы, конечно, честнее и, вероятно, не раз приходило ей в голову)? Но также несомненно, что немалую, если не решающую роль в ее поведении играло высокомерие и безумное честолюбие. Гонор подталкивал ее отстаивать свой титул московской царицы несмотря ни на что. Но где найти силы, средства для достижения этой цели? Где деньги, без которых ничего нельзя было сделать? Где войско, которое могло бы победить ее врагов? Все это было у Вора, и, лишенная всего, она бросилась туда, где для нее светил хоть какой-то луч надежды. Поведение Марины еще раз подтвердило ту истину, что гонор – не истинная гордость, а прикрытие ее отсутствия. Согласившись запятнать себя сделкой с Вором, она перестала быть законной московской царицей и сделалась соучастницей обмана русского народа, тушинской воровкой, коронованной шлюхой, кочующей по рукам самозванцев. Марина была не «игрушкой судьбы», как она любила называть себя впоследствии, а жертвой собственного непомерного честолюбия.
Глава 5
Тушинская царица
Олесницкий откланялся Вору 19 сентября и уехал в Польшу. Вместе с ним Тушино покинули Павел Мнишек, Сигизмунд Тарло и многие другие освобожденные Шуйским поляки, большей частью женщины.
Между тем надежды Вора на сдачу Москвы не оправдались, а штурмовать столицу он не решался. Рожинский предложил блокировать Москву и уморить ее голодом. До сих пор тушинцы контролировали подходы к городу со стороны Смоленска и Твери; дороги на Калугу и Тулу прикрывать не было необходимости – там Шуйский не мог рассчитывать на поддержку; оставалось отрезать Москву от севера и востока – Ярославля, Суздаля, Коломны, Рязани, Казани, Нижнего Новгорода.
Осенью Сапега с 10 000 поляков и казаков обложил Троице-Сергиеву лавру. Штурмом монастырь взять не удалось, осажденные с успехом взорвали подведенный под стены подкоп. Однако, несмотря на неудачу тушинцев под Троицей, весь север – Ростов, Переславль, Юрьев-Польский, Суздаль, Ярослав, Углич, Владимир, Муром, Устюжна, Вологда, Псков, Великий Новгород – объявил о своем признании Дмитрия.
Из Москвы в тушинский лагерь хлынул поток перебежчиков. Дорогу показала родня Романовых – князья Алексей Сицкий и Дмитрий Черкасский. За ними последовали князь Дмитрий Трубецкой, князья Засекины, князь Федор Барятинский и многие другие бояре. Некоторые боярские семьи, желая застраховаться на обе стороны, поступали так: отец оставался в Москве, сын ехал в Тушино. Появились так называемые «перелеты» – люди, кочующие из одного стана в другой. Московские приказы почти опустели – подьячие подались к Вору. В конце концов защиту столицы пришлось взять на себя простым горожанам и беженцам из областей, захваченных тушинцами.