Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк

Еще нагляднее этот дух проявился в ее письмах королю Сигизмунду. Положение Марины осложнилось после осады королем Смоленска, так как Сигизмунд напал на страну, которую Марина считала своим владением. При этом король выступил не только против Шуйского, но и против Вора. Марину он, кажется, хотел привлечь как свою подданную, не давая, впрочем, никаких обещаний.

На такое намерение указывает сам выбор послов. В Тушино поехали родственник Марины, Станислав Стадницкий, каштелян перемышльский, прозванный Ангелом (в противоположность другому Станиславу Стадницкому – Дьяволу, воевавшему на стороне конфедератов), и родственник ее фрейлины, Мартын Казановский. Именно они уведомили Марину о вступлении Сигизмунда в московские пределы и передали ей письмо короля. Сигизмунд предлагал ей Саноцкую землю и доходы с самборской экономии взамен на отречение от прав на Московскую державу в его пользу. Марина гордо отвергла сделку. А в личном письме к Сигизмунду она писала, что все невзгоды проходят, когда за правое дело вступается Бог: «Кого осеняет Бог, тот не утрачивает сияния. Солнце не перестает быть ясным, когда его закрывают темные тучи. И я, хотя меня свергли с престола изменники и лжесвидетели, – все же императрица». В каждой строчке ее письма Сигизмунду внушалась мысль, что и над ним есть Господин.

Глава 6 Развал в Тушине

Московское государство стремительно расползалось на лоскуты. Вот уже и Сапегу величали «великим государем» – и таких государей на Руси было не менее дюжины. Образцами такого распада в миниатюре служили две русские твердыни – Троице-Сергиева лавра и Москва. Обе сопротивлялись Вору, в обеих царил хаос, и, несмотря на героическую оборону, ни та, ни другая не выдвинула героев, способных объединить вокруг себя силы сопротивления.

Троицкие воеводы, Григорий Борисович Долгорукий и Алексей Иванович Голохвастов, враждовали между собой, «ни о чем не думали и пьянствовали целыми днями»; архимандрит Иоасаф прославился главным образом своими чудесными видениями, но осажденные напрасно ждали чудес и умирали от цинги, польских ядер и пуль. Единственным подлинным чудом была самоотверженность безымянной толпы монахов и крестьян, отстоявшей лавру от врагов.

Еще более безотрадное зрелище представляла Москва. Имя Шуйского здесь ничего не значило. По выражению современника, царем играли, как ребенком. Шуйский ожидал спасения то от молитв и молебнов, то от колдуний и гадалок; он то казнил изменников (бояр, впрочем, никогда не трогал), то объявлял, что москвичи могут служить кому желают. Горожане бегали в Тушино, целовали там крест Вору и возвращались в Москву за царевым жалованьем. Купцы охотно торговали в лагере Вора, а в Москве денег в оборот не пускали, вздували цены на хлеб, отчего вскоре в городе возникла острая нужда в припасах.

17 февраля огромная толпа недовольных ворвалась в Кремль.

– Князь Василий не люб нам на царстве! – раздавались крики. – Из-за него льется кровь, и земля не умирится, пока он будет на царстве. Его одна Москва выбрала, а мы хотим другого царя!

За царя Василия вступился патриарх Гермоген, который сам постоянно с ним не ладил, но считал себя обязанным стоять за законную власть.

– До сих пор Москва всем городам указывала, – возразил он бунтовщикам, – а ни Новгород, ни Псков, ни Астрахань и никакой другой город не указывал Москве. А что кровь льется, то это делается волей Божьей, а не хотением вашего царя.

Потом был раскрыт заговор боярина Колычева, имевший целью убить Шуйского. Заговорщиков казнили, но царю постоянно доносили, что с ним хотят покончить то на Николин день, то на Вознесенье… Народ врывался к нему во дворец и кричал: «Чего еще нам дожидаться! Разве голодной смертью помирать?»

25 февраля 1609 года была сделана другая попытка свергнуть «боярского царя», причем руками самих бояр. Именитые люди князь Роман Иванович Гагарин, Григорий Федорович Сумбулов и Тимофей Васильевич Грязной с тремястами сообщниками положили низложить царя, «глупого и бесчестного пьяницу и развратника». Впрочем, заговор не встретил поддержки. Бояре схватили патриарха Гермогена во время богослужения в Успенском соборе и потащили его на Лобное место, добиваясь, чтобы он освободил народ от присяги Шуйскому. По дороге патриарха били и поносили бранными словами, но тот продолжал оставаться «твердым как алмаз». В это время Шуйскому удалось собрать в Кремле верные ему войска. Бунт утих сам собой, никаких казней не последовало. Побежденные заговорщики благополучно удалились в Тушино, и никто не думал задерживать их. Москва держалась не столько своими силами, сколько благодаря ослаблению тушинцев, вынужденных воевать с восставшими областями.

Договор о перемирии с Польшей не соблюдался. Шуйский не освободил к сроку всех пленных поляков и не выслал в Польшу послов для ратификации договора. Нарушением условий перемирия явились и переговоры, которые царь Василий затеял со Швецией, так как по договору с Сигизмундом он обязался не помогать врагам Речи Посполитой ни деньгами, ни войском.