Царевна из города Тьмы

Не блистала зеленью вершина аскарских гор, но все же кое-где росли деревца, с редкой травой шептался родничок. Расположились путники у воды, утолили жажду. Гырат стал жевать траву, а Гор-оглы, развязав переметную суму, достал пищу и разделил ее, по обычаю чамбильцев, на три равные части.

Макатиль был недоволен:

— Это еда для букашки, а не для взрослого дива. Не съесть ли мне Гырата, а, Гор-оглы? Не нужен он тебе, только для меня лишняя тяжесть.

Гор-оглы и пригрозил диву, и обнадежил его:

— Если ты съешь Гырата, то Сакибульбуль съест твоего слона. Вот доберемся до горы Кохикаф, там и наешься вдоволь у своих дивов. А если говорить о твоих владениях, то они у тебя незавидные. Разве не мог ты выбрать места получше?

— То, что получше, захватили другие дивы, — сказал со вздохом Макатиль. — Они сильнее. Увидишь сам, как хороша гора Кохикаф.

Отдохнули и опять пустились в путь. Еще душнее зной, день похож на пекло, а ночь — на раскаленную жаровню. На четвертые сутки, не останавливаясь на горе Бельдес, достигли горы Кохикаф. Воистину была она желанным приютом. Яблоки падали на землю, лиловой зрелостью наливалось инжирное дерево, травы соперничали цветом с изумрудом, а густотой — с лесом, виноградные лозы извивались, как добрые змеи, вода кипела в родниках, но вода зта была прохладной и свежей.

— Видите, какой удел достался красноглазому Кызылу, — сказал Макатиль. — Берегитесь этого могучего дива, не то расстанетесь вы с драгоценной жизнью. Мне самому неохота с ним встречаться. А я дальше двигаться не могу, здесь для меня крайний рубеж. Привел я вас на погибель, привел не по своей, а по вашей воле. Прощайте, полечу к диву Япраку, другу моему, наемся вдоволь и отправлюсь в Чамбиль за своим слоном.

Див Макатиль взлетел над горой и скрылся из виду, а Гор-оглы, верхом на Гырате, и Царь-Нищий, опираясь на посох, спустились вниз по изумрудноцветным, душистым склонам. За шесть суток проделали они путь длиной в двадцать и один год езды на коне, но далеко-далеко было до Города Тьмы! Делать нечего, должны их теперь выручить крылатый конь и посох нищего. А перед ними снова мертвая пустыня, длинная, как тоска. Ни ласточки, ни былиночки, ни жука, ни ящерицы, только зыблется и зыблется красный песок.

На закате в пустыне показалось озеро. Обрамленное топкой травой, как ресницами, оно было похоже на глаз, и казалось, что вся пустыня смотрит этим единственным глазом, смотрит и чего-то ждет. Недалеко от озера простирал тяжелые ветви одинокий чинар. Он был подобен пустыннику, удалившемуся от мирской суеты. Ширила его ствола была такова, что при взгляде на него замирал дух.

Путники напились озерной воды, уселись под ветвями чинара, и почудилось им, что пески пустыни теперь зыблются так, как будто поднимаются они из-под ног пешехода. И действительно, появился пешеход в одежде странствующего монаха. В руке он сжимал зеленый посох, напоминавший посох Царя-Нищего, и такая же, как на Царе-Нищем, была на его голове островерхая шапка. Только был оп гораздо моложе наставника Гор-оглы, лет сорока с виду, а длинные волосы его чернели, как смола. Он шел, погруженный в глубокую думу, шевеля губами и не замечая двух людей и коня.

— Да славится пери, да славится любовь, путеводный светоч одержимых! — воскликнул таинственный странник и ударил посохом по стволу чинара.

Тогда раскрылась дверь. Странник вошел внутрь дерева.

Гор-оглы и Царь-Нищий последовали за ним. Они увидели внутри чинара садовую дорожку, ведущую к зеленому шатру.

— И здесь никого нет, — пробормотал странник с волшебным посохом. — Опять обманула меня месяцеликая лгунья!

Гор-оглы приблизился к нему, приложил правую руку к груди и почтительно спросил:

— Странник, да будет удача тебе, кого ты ищешь внутри чинара?

Странник не удивился, казалось, нежданной встрече с людьми в глубине безводной пустыни, внутри шатра в стволе чинара. До того им завладела дума, единственная, всесильная, что уже ничего не удивляло его на земле. Он позвал Гор-оглы и Царя-Нищего под сень шатра, где оказались кувшин с водой, орехи, яблоки. Путники уселись, и странник начал рассказ: