Предположение об использовании Голицыным идей Крижанича и Моджевского представляется вполне убедительным. Нет сомнений, что Василий Васильевич тщательно изучил эти книги. В XVII веке сочинений по широкой государственно-политической тематике было еще слишком мало, и Голицын никак не мог пренебречь столь полезными для государственного деятеля знаниями. Возможно, рукописный перевод на русский язык книги Моджевского относился к числу тех самых записок «о всех государствах Европы и их управлении», которые, как пишет Невилль, были собраны по поручению руководителя правительства Софьи.
Обобщая свидетельства французского дипломата и комментарии историков, можно сделать несколько выводов. Прежде всего следует отметить, что восторги по поводу голицынских планов в отношении крестьян абсолютно беспочвенны — ни о каком их освобождении в России того времени речи быть не могло; более того, в условиях начавшегося процесса консолидации дворянства и формирования единого правящего сословия крепостное право усиливалось. Дворянство являлось единственной социальной и политической опорой русского абсолютизма, поэтому любые попытки верховной власти посягнуть на главный источник его доходов — населенные имения — неминуемо привели бы к дворцовому перевороту. Возможно, сведения о планах Голицына, сообщенные Спафарием Невиллю, в самом деле касались только дворцовых крестьян. Но и в этом случае намерения освободить крепостных с землей кажутся весьма сомнительными. Изменить что-либо в организации поземельной собственности нельзя было даже в самых смелых мечтах. А Голицын, вопреки мнению Ключевского, отнюдь не являлся мечтателем. Это был трезвый, прагматичный и жесткий политический реалист, чуждый несбыточного прекраснодушия. Скорее всего, в данном случае произошла какая-то ошибка в передаче информации, поступившей к автору «Записок о Московии» из третьих рук: либо Спафарий не понял Голицына, либо Невилль не понял Спафария.
Следует особо остановиться на словах французского дипломата о намерении Василия Васильевича «дать свободу совести» населению России. Иностранец, как часто бывает, путает это понятие с веротерпимостью. Ни о какой свободе совести и России в XVII–XVIII веках речи быть не могло: любые попытки православных поменять вероисповедание влекли за собой неминуемые репрессии со стороны церковных и светских властей. Плохо обстояло дело в допетровской России и с веротерпимостью: если протестантам была предоставлена возможность отправлять богослужение, то католики были ее лишены, и только Софья и Голицын сделали первый шаг в этом направлении, разрешив приехавшему в Москву иезуиту вести службу по католическому обряду. Несомненно, Василий Васильевич планировал дальнейшие мероприятия в этом направлении.
Итак, отбросив за явной недостоверностью свидетельство француза о намерении лидера правительства Софьи освободить крестьян, можно выделить реальные составляющие плана преобразований:
1) создание регулярной армии по европейскому образцу;
2) введение подушного налога вместо подворного обложения;
3) ликвидация некоторых государственных монополий в целях развития частного предпринимательства;
4) широкое привлечение на русскую службу иностранных специалистов;
5) обучение молодых дворян за границей;
6) развитие образования в России;
7) расширение дипломатических контактов с европейскими странами;
8) обеспечение большей веротерпимости при сохранении незыблемых позиций официальной Русской православной церкви.
Все пункты этой программы полностью соответствовали направлениям последующих преобразований Петра I. Голицын и Софья, поддерживавшая своего фаворита во всех делах, мыслили совершенно в том же направлении, что и великий преобразователь. Жаль, что им не хватило времени для осуществления реформ.
ДИПЛОМАТИЯ И ВОЙНА
«Да будет на Севере тишь!»
Решение внешнеполитических дел правительница Софья Алексеевна и «великих посольских дел оберегатель» князь Василий Голицын начали с упрочения отношений с северными державами — Швецией и Данией. Эти страны традиционно враждовали между собой. В 1397–1523 годах они вместе с Норвегией составляли единое государство, объединенное под властью датских королей. Затем Швеция вышла из этого союза и начала резко набирать силу, претендуя на роль гегемона в Северной Европе. С этого времени Дания, в состав которой по-прежнему входила Норвегия, выступала в качестве главного врага Швеции.
Отношения России с Данией всегда были дружественными, поскольку страны не имели поводов для территориальных споров. А вот со Швецией были серьезные проблемы. В период Смуты северный сосед захватил Новгородчину от Валдая до побережья Финского залива. По условиям Столбовского мирного договора (1617) шведы вернули России основную часть Новгородского уезда, но удержали за собой Ингерманландию и Карелию. С этого времени борьба за возвращение выхода к балтийскому морю стала насущной внешнеполитической задачей России.