Царевны

Пораздвинув тафтяные занавески, глядели царевны из окошек, как по кремлевскому двору царь-батюшка с братцем Федором, боярами окруженные, в собор проходили.

Рынды, все в белом, впереди шли. За плечами у них топоры серебряные, в руках фонари в оправе серебряной. Ими они царский путь освещали.

Дрожали, искрились на небе далеком золотые звезды вековечные, великое чудо первой ночи рождественской вспоминая.

— Может, вот та, что голубым отливает, в Вифлеемские ясли заглядывала, а Он, Младенчиком новорожденным, на соломе лежал, — сказала тихонько Федосьюшка Марфиньке, сидевшей с нею рядом.

Но в эту минуту вовсю гудели и кремлевские, и все московские колокола. Не расслышала Марфинька слов сестриных. Федосьюшке повторить пришлось.

— Может, эта, а может, и другая какая в ясли заглядывала, — задумчиво проговорила ей в ответ Марфинька.

— Гляньте, сестрицы-голубушки, на звезду, что над Иваном Великим зажглась, — почти крикнула Марьюшка. — Вот звезда Вифлеемская.

Не хочется царевнам от неба звездного отрываться, а время в церковь идти.

Пошли.

Идут сенями, ходами-переходами в тесный тайничок, за навеской тяжелой от церкви отгороженный. Усердно, с коленопреклонениями частыми, не жалея шубок бархата веницийского, царевны молятся, и, когда раздается «Христос рождается», от радости нахлынувшей тесно сердцу в груди становится. Хочется, запону откинув, со святою песнею из тесноты на простор выйти, туда, под золотые звезды, которые Спасителя в яслях видели. Под небом бескрайним землю родную из конца в конец обойти потянуло.

Из церкви пошли. Ходы-переходы и сенцы теснее, чем были, кажутся. Ступени на лесенках словно круче сделались.

В Столовом покое царицыном царевны-сестрицы вместе с Натальей Кирилловной, царевичем Иваном и маленьким Петром дожидаются царя из собора Успенского. Здесь же Ирина Михайловна с сестрами.

Тяжелое золоченое паникадило сотнями восковых свечей освещает стол, накрытый к вечернему кушанью. На скатерти браной, с лосями среди леса на ней вышитыми, кроме тарелок, двузубых золоченых вилок, ножей и ложек по краям да перечницы с солоницей и уксусницей на середине стола, ничего больше не поставлено, но в соседнем покое кормовой поставец и столы заставлены всякой снедью.

Ни у кого, кроме самого младшего — Петрушеньки, до самого вечера ничего во рту не было, и все поглядывают с нетерпением на двери.

Вот из дальних покоев послышалось молитвенное пение. Встрепенулись все. Прислушиваются. Царь из церкви пришел. С ним патриарх с первым славленьем по дворцу идет.

Смолкло пенье. Государь с наследником в палату вошел. Забегали малолетние стольники с золочеными и серебряными блюдами. Боярыни кравчие, торжественные и безмолвные, к столу, порядок держать, подошли. С каждым блюдом стольники к старшей царицыной боярыне подходят. Она первая каждое кушанье отведывает. В соседнем покое, где на кормовой поставец все заготовленное в поварне ставят, старший царский стольник кушанье пробует. На себе пытает, нет ли в государевом кушанье порчи либо отравы какой. Боярыня, на глазах самого царя, уже поверку делает.

Молчат все. Голод утоляя, двузубыми золочеными вилками и ложками с витыми ручками только постукивают. Икры осетровой, уксусом, перцем и мелко накрошенным луком приправленной, всласть поели и за пироги принялись. Для праздника всем, что только разве во сне увидать можно, их начинили. Всего перепробовать — с места не встанешь. Из пирогов каждый только свои любимые выбирает. Так и с кушаньями. Больше семидесяти блюд в поварне приготовлено, и почитай что все на подачи боярам и боярыням пошло. Прямо от царского поставца стольники верховым блюда во двор выносили, и те мчались с почестью царскою по московским улицам к указанным боярским дворам.

Умиленный святым днем, с раннего утра растроганный видом несчастных, царь особенно хотел радовать близких и дальних. Внимательный ко всем, он старался каждому выбрать кушанье по вкусу. Наталья Кирилловна помогала мужу. Напомнила, что отец ее охотник до рыбного каравая — тертой рыбы, смешанной с мукой и пряностями и облитой ореховым маслом. Для Артамона Сергеевича она же указала на икряные блины.

— Спасибо тебе, Натальюшка, помощница ты мне, улыбаясь, — поблагодарил жену Алексей Михайлович. — И разумница, — совсем уже тихо прибавил он, когда Натальи Кирилловна помянула про подачу Милославскому, родственнику покойной царицы Марии Ильиничны.

У всех царевен от радости, что не забыт их дядя любимый, светлее лица сделались. Показалось Наталье Кирилловне, что даже Софья поласковее, чем всегда, в ее сторону поглядела. Не слыхала царица, как царевна, к тарелке с пшеничной кутьей наклонившись, верному своему другу Марфиньке шепнула:

— Хитра больно мачеха стала.

Но, когда царевна опять подняла голову, лицо ее не нарушило тишины святого вечера. Да никто в эту минуту и не смотрел на нее. Все занялись Петрушенькой. Мальчик вскочил со своего места и бросился к отцу с криком:

— Батюшка, дозволь для праздника самоедским людишкам меня по Москве-реке на оленях покатать!