От громких рыданий оборвался голос. Софья стояла возле плачущего брата, когда послышались быстрые шаги и в опочивальню вбежала запыхавшаяся Анна Петровна.
— Артамон там у царицы уже вовсю орудует, — закричала она, заглушая плач Федора. — Царевичу Петру присягать будут.
Вздрогнула Софья. За точеный столб у кровати ухватилась. Оборвались громкие рыданья царевича. Уныло раздавались над Кремлем редкие и протяжные удары печального колокола.
— Пропали мы, Милославские, — выговорила Софья.
— Пропали, — как отголосок повторила за нею Анна Петровна. И задрожали обе, услышав за дверями тяжелые шаги многих людей.
— Отоприте! Свой человек. Милославский Иван Михайлович.
Метнулась к дверям боярыня, но Софья ее глазами остановила.
Подавшись вперед, царевна все еще напряженно прислушивалась, еще проверяла, нет ли обмана.
— Будто и впрямь Милославского голос, — шептала постница. — Хитрово Богдан будто крикнул… Что делать? Приказывай, государыня!
Ожидая знака, глядела на царевну мама, а дубовая дверь уже трещала и подавалась под натиском невидимых людей за нею.
Тогда Софья сама повернула замок.
— Свои ведь? Чего опасаешься?
В покой вошли Милославские — дядя с племянником, за ними Хитрово Богдан Матвеевич. Из-за дверей выглядывал Василий Голицын и великан ростом и силой князь Григорий Сенчулеевич Черкасский.
— Царевна София Алексеевна! Тебя ли вижу? — растерялся, не сразу разглядевший ее, Милославский.
— Царевна! Софья Алексеевна!.. — вслед за ним с изумлением и испугом повторили другие.
— За тобою, Иван Михайлович, по наказу царевны и послано, — поспешила сказать Анна Петровна.
Сама Софья стояла молча, опустив глаза. Молчали и все. Растерялись от необычного, не знали, что делать с царевной.
«Неужто в терем пошлют? — стучало в голове Софьи. — Не пойду».
Гордо и смело подняла она склоненную голову, поглядела на дядю, обвела глазами всех, кто пришел с ним.
— Времени терять нельзя, — заговорил Милославский. — Сказывают, будто наследником царь никого назвать не поспел. Патриарх, единый смерти его свидетель, молчит до времени. Матвеев для царицы с ее сыном уже вовсю старается. Со всех концов Москвы ко дворцу приспешники Нарышкиных собираются. Шел я по двору — с братом царицы Афанасием у постельного крыльца столкнулся, а он мне и говорит: «Одна беда за собою другую ведет. От горя по отце царевич Федор кончается». Смекаете, зачем он мне такие слова сказал?
— Смекаем! Как не смекнуть? — в голос ответили все. Сгоряча бояре малолетнему присягнут — и готово. Тогда у Матвеева все царство в руках.
— А мы, Милославские, по тюрьмам сгнием.
— Не поддадимся Матвееву!
— Довольно он над нами повластвовал!
— Довольно мудрил!
— А ежели да поверят бояре, что Федор Алексеевич кончается?
— Царевича им показать надобно…
— Да как покажешь-то? Недвижим лежит.
— Недвижим…
Уставились друг на друга бояре глазами недоумевающими, растерянными. На всех лицах отчаяние, страх. Анна Петровна руки ломает.
— Царевич в Грановитой на престоле родительском положенное целование руки принять должен, — спокойно и властно произнесла Софья. — Облачите наследника объявленного в одежду царскую, на руках его, слуги верные, к боярам вынесите!
Просветлели умы боярские. Мимо царевны с мамой ринулись в опочивальню Милославские с Хитрово.
Словно ребенок испуганный, жалобно заплакал царевич:
— Не могу я… сами видите… Ноженьки ходить не хотят… Ох, при последнем я издыхании…
В отчаянии и страхе неописуемом хватался за полог шелковый, за столбики у постели точеные и, когда увидел, что силы ему не одолеть, затих, глаза закрыл, перестал отбиваться, даже не шевелился больше. Только слезы, катившиеся из-под опущенных век царевича, показывали, что он еще жив. Так его недвижимого и подхватили, как перышко, могучие руки великана Григория Сенчулеевичн. Высоко над головой поднял Черкасский ношу свою драгоценную и почти бегом устремился с нею в Грановитую.
Словно старый лес под налетевшей грозой, волновались и шумели бояре. Царя, всеми любимого, не стало, горевать не время еще. Прежде чем печали отдаться, нужно долг исполнить: новому царю поклониться надобно.
А кому поклониться?
Царевич, наследник объявленный, при последнем издыхании… Так бояр оповестили. Смута неописуемая с его кончиной поднимется. Хуже еще лихолетья недавнего время настанет. Милославские, за власть ухватившись, добром от нее не отступятся. А каково с Милославскими, про то всем хорошо ведомо. При Марии Ильиничне чего только от них не натерпелись. Присягнут Петру-царевичу — все, как и было при Алексее Михайловиче, останется. Матвеев и при покойном царе управлял.
Шумит и гудит толпа боярская, со страхом на пустой престол со львами золочеными поглядывает. В большие красные окна зимнее утро погожее глядит. Редкие печальные удары колокола, сердце тревожа, не смолкая, гудят.
Каждый боярин свое выкрикивает. Выкрикнув, сам пугается: а вдруг да не по его будет, по-другому все сложится? Припомнят тогда крикуну слово его неладное.
Возле Матвеева бояре кучкой столпились.