Цари, святые, мифотворцы в средневековой Европе

Таким образом, византийскому богословию удалось «нейтрализовать» интеллектуальные опасности ветхозаветного канона. В то же время, как показывает Ж. Дагрон, девиантное и «иудействующее» прочтение Библии не было ни редкостью, ни бесплодным занятием. «За этим пристрастием к Ветхому Завету угадываются имеющие большое значение интеллектуальные искания», о которых, правда, мало что известно из-за отсутствия источников, которые исходили бы непосредственно от «иудей-ствующих» интеллектуалов[575].

В рамках упомянутого в начале статьи проекта М.-Э. Конгурдо написала статью «Иудаизм как сердцевина византийской идентичности»[576]. Такое утверждение опирается, в частности, на то, что в имперской идеологии Византии ромеи есть новый избранный народ; в этой идеологии император есть новый царь Израиля; Константинополь есть новый Иерусалим, а в эсхатологии и апокалиптике присутствуют мотивы, в которых еврейский мессианизм представлен как бы «в перевернутом виде»[577]. Например, согласно «Откровению Мефодия Патарского» евреи соберутся в Иерусалиме – но ради антихриста, а не мессии; последний император будет убит антихристом, а потом явится Христос и уничтожит антихриста. Согласно «Апокалипсису Зорававеля» (VII в.) еврейский мессия будет убит псевдомессией, а потом новый мессия убивает псевдомессию…

Неизбежный диалог с иудаизмом становился уделом всякого образованного ромея, от императора до еретика, и в этом смысле «иудаизм находится в средоточии византийского самосознания». В заключение Конгурдо пишет, что именно в этом, возможно, будут найдены корреляции, которые объяснили бы, почему отношение к иудаизму и иудеям было в Византии иным, чем на латинском Западе[578].

* * *

Подводя итоги, можно констатировать, что история «ереси жидовствующих» конца XV в. и следы иудаизантизма в середине XVI в. свидетельствуют о наличии среди православного духовенства Московской и Литовской Руси (или хотя бы среди новгородского и московского духовенства) священников и монахов, которые не только терпимо относились к иудеям, но и заинтересовались иудаизмом и были расположены к диалогу с ним. Более того, те же явления восточнославянской религиозной культуры можно понимать и как выражение готовности черпать идеи в иудейской традиции. Сказанное подтверждается новейшими фундаментальными исследованиями А.И. Алексеева по истории «ереси жидовствующих» и изучением (в историографии последних 50 лет и в недавних работах М. Таубе и Р. Романчука[579]) связи «литературы жидовствующих» с текстами еврейской культуры. Таким образом, наличие в Новгороде и Москве (и, видимо, в других регионах Московской и Литовской Руси) значительной группы иудаизантов (среди духовенства, главным образом) свидетельствует, скорее всего, о таком отношении к иудаизму и евреям, которое далеко отстоит от сложившихся и в академической среде, и в «общественном мнении» стереотипов. Видимо, последовательный компаративистский подход к истории христианского антииудаизма и антисемитизма позволит установить новые корреляции разных факторов, которые детерминировали локальные особенности во взаимодействии иудейской и христианской традиций в истории Востока и Запада Европы, как в Средние века, так и позднее.

Как Александр Македонский по пути из Чехии поддержал московитов

Михаил Бойцов

I

Некоторые плохо подготовленные, но исполненные безграничного энтузиазма любители российских и славянских древностей любят цитировать русские исторические сочинения XVII в., якобы фатально недооцененные «официальными историками». Дескать, то в одной, то в другой из этих пространных компиляций почему-то вдруг вырывалась на поверхность некая давняя традиция, безвестно сохранявшаяся в глубинах народной памяти на протяжении долгих веков. Тут и подробности о братьях Русе и Словене, заложивших соответственно грады Русу и Словенск, о сыне старейшего князя новгородского Гостомысла младом Словене и внуке Изборе, основавших Изборск, и – далеко не в последнюю очередь – доказательства связи с Русью не кого-нибудь, а самого Александра Македонского…

О том, что такая связь имелась, свидетельствует замечательный во всех отношениях документ – грамота, подписанная самим царем Александром, в которой славянам были сделаны богатые пожалования. «Если же Грамота подлинная, то всю историю Европы необходимо писать заново», – задумчиво замечает один из интернетовских любителей сокровенного прошлого – к счастью, еще способный к сомнениям. Вообще-то на поставленный им вопрос – подлинная ли грамота или нет – любому «официальному историку» ответить просто: для этого ему даже не нужно знакомиться с самим документом. Но если он в поисках «славянской грамоты Александра Великого» все же заглянет в какую-нибудь позднюю летопись, то прочитает примерно следующее (текст может немного варьировать):