Цари, святые, мифотворцы в средневековой Европе

Во-вторых, офицер русского флота Владимир Богданович Броневский (1784–1835) около 1806 г. слышал в Черногории о схожей по содержанию грамоте, якобы хранившейся в городском архиве Котора. Архивов Броневский, разумеется, не посещал, а текст привилегии прочитал в «заглавии дипломов графов Ивеличей» (сыгравших, кстати, заметную роль в истории как Балкан, так и России). К «Вену Александрову» Броневский, видимо, проявил больше доверия, чем Юрий Крижанич за полтора века до него. Во всяком случае, он назвал этот документ «древнейшей привилегией славян». Вообще-то в его пересказе привилегия была дана не славянам, а именно «иллириянам»: «За храбрость и мужество, оказанное ими в войнах сего великого завоевателя, подарена им в вечное и потомственное владение часть земли Аквилонской до самых полуденных границ Италии с тем, что коренные жители должны быть их рабами»[632].

«Полуденные границы Италии» не очень похожи на «Белое море» Юрия Крижанича. Зато расхождения с версией Д. Чилленио легко объясняются ошибками при переписывании или же недопониманием текста переводчиками. Так, во всех отношениях странная «часть земли Аквилонской» могла возникнуть в результате превращения «totam plagam terrae ab Aquilone» (как у Д. Чилленио) в «unam partem terrae Aquilone». Превращение в рабов именно «коренных жителей» Италии не вытекает из текста Д. Чилленио, но если читать невнимательно и не вникать в тонкости, к такому пониманию, пожалуй, можно прийти. Существовала ли действительно грамота в которском архиве или нет, сказать трудно, но и без нее графы Ивеличи вполне могли использовать «Александров дар», попросту взяв его текст из книги Д. Чилленио.

Воспоминания Юрия Крижанича здесь куда интереснее, поскольку они позволяют заподозрить существование особого варианта Текста III, в котором Александр оставлял в покое итальянцев, но передавал «иллирийцам» Балканы – что было во всех отношениях логичнее. Несколько странные «претензии на Италию» (да еще и вплоть до ее южных, а не западных пределов) в варианте Д. Чилленио могут служить аргументом в пользу того, что его версия все же была не автохтонной, а произошла от чешской «грамоты».

VI

При всех модификациях, которые Тексту I пришлось пережить, когда его переводили на разные языки, в одном важном пункте почти все варианты сходились. Странные географические границы дара Александра, как правило, сохранялись теми же, как и в самых ранних известных нам рукописях и изданиях[633]. Почему-то Александру Македонскому неизменно приписывалось желание передать под власть славян именно Италию. Оно же выразилось и в редакциях «Вена Александрова», возникших на белорусских, украинских и великорусских диалектах, несмотря на изрядную удаленность «дара» от «одариваемых». В любом случае изначально чешское сочинение (насколько можно судить сегодня) постепенно дало начало общеславянской традиции.

Однако Текст II решительно отошел от общеславянского корня и стал уникальной – собственно русской – интерпретацией великодушия и щедрости Александра. Ведь согласно этому варианту македонскому царю пришлось одарить трех славянских князей со странно звучащими именами землями от Балтийского моря до Каспийского.

Как уже упоминалось, Ф. Пфистер исходил из того, что Текст II, написанный на латыни, сохранился в единственной рукописи из Австрийской национальной библиотеки – с шифром cvp 9370. При этом он не заметил, что в той же самой библиотеке хранится манускрипт под шифром cvp 8578 с другим списком «Вена Александрова»[634]. Более того, как пытался показать автор этих строк, упущенный Ф. Пфистером список существенно лучше того, с которым он работал, и, может быть, даже является первичным[635]. Но последствия этой – уже второй – ошибки немецкого историка сказались не только на качестве его издания «Грамоты Александра».

Не заинтересовавшись cvp 8578, Ф. Пфистер, естественно, не узнал, что эта рукопись (вместе с «Веном Александровым») была опубликована еще в 1820 г.[636] К тому же он так и не узнал имя автора произведения, к которому и была приложена «Грамота Александра»: это имя значилось в исходном кодексе cvp 8578, но отсутствовало в cvp 9370. В результате сложилась воистину парадоксальная ситуация. Историки, полагавшиеся на безусловный авторитет Ф. Пфистера, до сего дня не знают ни о второй венской рукописи, ни о публикации 1820 г., ни, главное, об авторе рассматриваемого ими текста, не говоря уже о материалах, которыми тот пользовался[637]. Они опирались на издание Текста II Ф. Пфистера[638], хотя теперь понятно, что оно сделано со вторичной копии, содержавшей грубые ошибки, отчего историку противопоказано пользоваться как им самим, так и его перепечатками[639].

За двумя независимыми друг от друга изданиями появились, кстати, и два самостоятельных перевода на русский язык: первый был выполнен А.Н. Шемякиным (по лучшей рукописи, опубликованной Б. фон Вихманом)[640], второй – А.С. Мыльниковым (по худшему списку, изданному Ф. Пфистером)[641].