– Это – грязная авантюра. Влепи ей выговор, Лев. – Елецкую как прорвало. Она говорила громко, привлекая внимание всей редакции «Предпринимателя». – И пошли на фабрику Варвару или меня, как было обговорено. Что это за бардак? Ты в жизни так не поступал! А еще лучше – выбрось ее статью в корзину, чтобы другим неповадно было заниматься самодеятельностью и кидать своих коллег. Слышишь, Лев? Переживем, но сохраним лицо друг перед другом.
– Здесь не соревнование, а работа! – грозно взревел Вершинин. – У нас коммерческое издание. Кто не успел, тот опоздал. Девушка за ночь написала такой материал, какой большинству не под силу сделать и за трое суток. И Сан Саныч прав, – он кивнул на Пантелеева, – немцы статью уже одобрили. Вопрос закрыт.
– Вы же с ней сговорились? – вопросила Елецкая. – Даже такая наглая девчонка, как Сотникова, не осмелилась бы на такой шаг?
Зал с журналистами затаил дыхание. Клавиатуры смолкли.
– Это была ее инициатива, – в очередной раз повторил Вершинин.
– Либо я, либо эта девчонка. – Елецкая кивнула на Риту, причем в порыве ненависти и презрения даже не глядя ей в глаза. – Выбирайте, Лев Витальевич.
Рита скромно усмехнулась – она смотрела в потолок, сомкнув пальцы рук и чуть заметно покачиваясь. Разве что детскую песенку не напевала: «Пусть бегут неуклюже…»
– Я не люблю, Жанна Борисовна, когда мне ставят условия, – ледяным тоном произнес Вершинин. – И вы это знаете.
– Тогда я увольняюсь, – хрипло выговорила Елецкая.
Все услышали, как по залу пролетела муха. А за ней гонялись не первый час, и она старалась летать очень тихо.
– Хочешь уволиться – увольняйся, – ощерился Лев Витальевич. – Незаменимых людей нет. – Он тоже усмехнулся, словно поддерживая свою корреспондентку. – Я отдам твою должность Рите Сотниковой, посмотрю, а вдруг девочка справится?
У Жанны задергались сразу оба глаза.
– Мою должность – ей?!
Вот-вот могло произойти смертоубийство.
– Жанна Борисовна, – миролюбиво произнес Пантелеев. – Я вообще не понимаю, о чем идет разговор. У вас есть руководитель и хозяин холдинга – Лев Витальевич Вершинин, он так решил. Наконец, есть и я, ваш непосредственный руководитель. О чем, собственно, речь? К чему претензии? Вы радоваться должны, что все так славно вышло.
– Радоваться? – Она будто пыталась уничтожить редактора взглядом. – Я должна радоваться?
– Ну да. За всю редакцию, за весь журнал.
– Ты – шестерка и торгаш, Пантелеев, – гневно выпалила Елецкая. – Вот ты кто.
Она сжигала за собой все мосты.
– Ну, знаете ли, Жанна Борисовна, – пробормотал обиженный Пантелеев. – Вы много себе позволяете…
– Знаю, – рявкнула та. – Потому и позволяю.
Но и Пантелеев, непривычный к такому обращению, быстро нашелся.
– Вам к психологу нужно обратиться. – Имевший нюх гончей, он уже понял, что бывшая любовница Вершинина в редакции не жилец. – А лучше к психиатру. Ваше поведение за гранью приличий и просто разумного. Я ухожу в свой кабинет – разговор, по-моему, окончен.
– По-моему, тоже, – кивнул Вершинин.
Каким же взглядом он обжег сейчас Елецкую, свою бывшую любовницу! От таких рубцы и шрамы остаются. Но Пантелеев уйти не успел, как и удалиться к себе Вершинин. Дикий истеричный вопль остановил обоих и заставил немедленно обернуться:
– Я все знаю! Все!
Это выкрикнула Варвара Пташкина, до того стоявшая молча со стеклянными глазами, бледно-зеленая, как смерть. Пришла ее очередь выступить на авансцену. Лицо долговязой журналистки пошло красными пятнами.
– Я следила за тобой, Сотникова! И не один день! – яростно выкрикнула она. – Ясно?! Все видела, когда ты с работы выходила! Тебя Лев Витальевич Вершинин каждый день по дороге подбирает, как сучку, чтобы трахнуть у себя дома! Поэтому тебе и разрешили вот так запросто обойти меня. – Она шагнула к опешившей Рите. – Сучка, сучка, сучка!
Но Рита недолго пребывала в оцепенении. Она размахнулась и влепила Пташкиной такую звонкую пощечину, что, всем показалось, стекла зазвенели в окнах. Варвара никак не ожидала такого выпада, она не готова была лезть в драку – и тотчас отступила назад, да так неловко, что плюхнулась на мягкое место и осталась сидеть.
– Вот это нокаут, – выдохнул кто-то.
– Дура, – глядя ей в глаза, процедила Рита. – Какая же ты дура, Пташкина!
Такого разрешения конфликта не ожидал никто, даже все видевший в своей жизни Вершинин. По его лицу едва заметно пронеслась торжествующая улыбка. Девочка показала не только профессиональное мастерство, но и небывалые для ее лет силу и волю.
Трагикомедию должна была завершить Жанна Елецкая.
– Ты, ты… – глядя на Вершинина, только и повторяла она. Жанна даже сделала два шага в его сторону: – Предатель, мерзавец, старый потаскун…
Ей вдруг все стало ясно. Почему отказали во взаимности. Сломали планы на жизнь. Из-за кого так показно подняли зарплату – бросили собачью кость. Из-за этой девчонки, Сотниковой, которая легко и просто обошла ее, да еще подставила подножку, после которой иные ломают руки и ноги, а то и шею.
– Вставай, Варя. – Елецкая помогла Пташкиной подняться – никто больше не решился и не захотел подать ей руки.