Он предусмотрел все, кроме одного. Не предугадал «эффект Афродиты», появляющейся из пены богини любви, которая очаровывала, ослепляла и влюбляла в себя с едва брошенного на нее взгляда. А ведь мог бы поднапрячь воображение, прикинуть, что будет, когда Рита, его вызывающе молодая любовница, выйдет полуобнаженной на публику. К этой поездке она прикупила много купальников, некоторые из которых едва прикрывали интимные части тела. Тут были классическое бикини, бикини-стринг, бандокини, совсем уже развратное микрокини и монокини, подразумевающее загорание топлес. Буквально по купальнику на каждый день отдыха. В подробности своих покупок она решила Льва Витальевича до поры до времени не посвящать, чтобы он не сорвал поездку. Придет время – все узнает и увидит сам.
Едва Рита в час пик вышла к бассейну и сбросила короткой шелковый халат, оставшись в красном бикини, едва отбросила назад темные волосы, чтобы перехватить их в короткий хохолок, как на нее уставились все туристы мужского пола. Женщины, из тех, кто позавистливее и позлее, да и постарше, разумеется, тяжело заскрипели зубами. Тут отдыхало немало красивых молодых дам, которые были одеты – или, вернее, раздеты – весьма соблазнительно. Но тело Риты было совершенно, и владела она им не хуже, чем кошка. Она была особенной! Плавала, как русалка, ловко ныряла, а когда выходила в каплях воды на едва тронутом загаром теле, мужчины и вовсе цепенели, просто не могли отвести от нее глаз.
Рядом с ней неотступным Цербером шагал невысокий пожилой дядечка, седой-преседой, которого поначалу приняли за ее благородного отца, но негодующая ревность в его глазах быстро поставила на место всех потенциальных ухажеров. Всем стало ясно: любовница! Вот ведь отхватил какую, старый греховодник! Впрочем, так оно и было.
Уже через пару дней, глядя, как она выходит из бассейна, кто-то назвал ее Афродитой, и это имя тотчас прилепилось к Рите Сотниковой. «Афродита пришла! – горячо и страстно выдыхали мужчины, глядя через темные очки на новенькую красотку. – Смотрите, как идет, а? Старикан-то – счастливчик! Только такая душу вытащит…» Да, и впрямь, искушение было велико. «О! – мрачно и нарочито пренебрежительно бросали полные дамы, которые очень не хотели быть толстыми, а желали походить на новоприбывшую молодую женщину. – Наша Афродита появилась! Ну все, теперь с мужьями не заговори – не услышат. При ее появлении у них, кобелей, ум за разум сразу заходит». А иные дамочки с особой злостью добавляли: «Да содержанка она, разве неясно? Приехала с богатым старым коротыгой. Спонсором! А может, вообще проститутка из дорогих. Купил он ее на месяцок – поразвлечься, бабло-то у старикана есть…»
На третий день Вершинину надоело повышенное внимание к его пассии. Он тоже скрипел зубами, глядя, как с его Ритой пытаются в бассейне пообщаться парни, для которых он, ее сторож, был просто смешным старым папиком с тугой мошной. Но многие молодые люди, сыновья богатеев, тоже располагали огромными возможностями. И каждый, кто приехал не со своей подругой, а просто поразвлечься, найти любовное приключение, может быть, даже не одно, готов был увести красотку из стойла, которое ей наверняка опротивело.
А если и у нее появится такое желание?
Лев Витальевич даже сам не понимал, насколько он прав! Заглядываясь на спортивные тела мажоров, своих сверстников-атлетов, Рита всякий раз тайком вздыхала: ей самой хотелось сбежать к одному из них. Да хоть сразу к двум, пофиг! И ей страстно хотелось избавиться от своего Цербера. Наконец, она ведь только ждала момента, чтобы выпорхнуть из клетки. Назревал скрытый до поры до времени конфликт. Все это выводило Льва Витальевича из себя. На четвертый день от переживаний и специфической кухни – греческой, турецкой, балканской – а он решил побаловать себя всем без исключения – у него заболел живот.
– Ну что, дегустатор, допрыгался? – переодеваясь у него на глазах и меняя купальники, спрашивала Рита. – А я тебя предупреждала.
«Почему я, дурак, не выбрал Париж или Рим? Или Прагу? – глотая таблетки и порошки, лихорадочно думал позеленевший Вершинин. – Сейчас бы ходили с Ритой по соборам, полностью одетые, и восхищались живописью и архитектурой. Или дождливый Лондон, где вообще никто не раздевается!» Ну почему же он такой олух?!
– Что-то мне эта лужа под балконом разонравилась, – сказал он ей, когда Рита примеряла перед зеркалом очередной топик.