Царица иудейская

– Ах, так должны мы отказаться от «ока за око»? Какой выбору того, над чьей головой занесен топор палача? Выбор один – покориться или поразить палача, используя любые средства, которые есть под рукой. Если мы выбираем второй путь, то только потому, что по первому мы уже пробовали идти, и это не дало нам оснований для гордости. А гордость кое-что значит. Да, уважаемый, она много чего значит. И разве не достаточно долго мы были ее лишены? Четыреста лет – большой срок, а вот теперь вместо того, чтобы привычно покоряться, мы впервые готовимся сражаться, собираемся с силами, движимые одной отвагой – отвагой и молитвой, что в конечном счете одно и то же, ибо молитва к Господу, запрещенная завоевателями, подразумевает отвагу. Поэтому подойди, встань передо мной и скажи мне, что я не служу Господу так праведно, как надлежит ему служить. Что мне ответить тебе: я следую Его воле, как она мне открывается? Мало-помалу, с каждым днем, с каждым часом мне что-то открывается – не настолько, чтобы называть это откровением, но, накапливаясь, это что-то вырисовывается в способ действия, придающий смысл всему, что я делаю. А ты толкуешь мне, что наше предназначение – не давать сдачи, а покоряться, и пусть они ничтоже сумняшеся проливают нашу кровь, мы не должны опускаться на их уровень, мы должны быть лучше их и не должны проливать их кровь в ответ. Если мир устроен так, что еврею позволено выжить только с согнутой спиной и опущенными долу глазами, весь свет его уйдет в землю, и светочем он останется только для давно похороненных в ней народов.

Вызвавший эту длинную тираду, исчез, не дослушав ее до конца, ибо так сверкали глаза Матафии и таким рыком перемежались его слова, что нетрудно было вообразить, что бы случилось с незнакомцем, если бы он остался.

Народ, который, по мнению миролюбца, расплачивался за данные Богу обязательства служить светочем другим народам, сейчас набрался достаточно мужества, чтобы сразиться со своими врагами, однако кто может достойно сражаться на пустой желудок? Миролюбцев становилось все больше и больше, и они организовались в некие группы под названием «Истинное слово Господне» и «Свет другим народам», а потом обе небольшие группы слились в одну большую и стали призывать к ненасильственному противостоянию как грекам, так и евреям, предводительствуемым Маккавеями. А тем временем Маккавейское войско, одержав множество побед над греками, голодало по той простой причине, что лагерь непротивленцев насилию нашел отличный способ лишить их продовольствия. Миролюбцы посчитали, что, раз они отказались от оружия как орудия борьбы, каким еще орудием они могут бороться, кроме как провизией? Провизию они и выбрали.

Оружие было плодом рук человеческих и поэтому злом. Фрукты, овощи, зерно были плодом земли и поэтому добром. А если еды на всех не хватает, миролюбцы почему-то решили, что им позволительно ее воровать у Маккавеев. То, что они называли «войнолюбием» Маккавеевского лагеря, настолько, по их мнению, шло против воли Всевышнего и Его ожиданий от избранного Им народа, что они были уверены: их тайные набеги на Маккавейский провиант заслужат высшее прощение, если не одобрение. В разработку тактики этих набегов было вложено столько изобретательности, что она оказалась исключительно эффективной и при этом не замеченной пострадавшей стороной, которая тем временем продолжала одерживать победы над греками, питаясь скорее воздухом, чем осязаемой пищей, и несмотря на то, что бойцы все более походили на скелетов – или на ангелов, как утверждали их доброжелатели.

«Наше учение о ненасильственном сопротивлении, – заявил предводитель миролюбцев – тот самый миротворец, который впервые изложил Матафии свою идею о евреях как светоче народам мира перед тем первым, и, кстати, выигранным, сражением с греками, – позволяет нам прибегать к нестандартным методам».

Таким образом, именно благодаря этим нестандартным методам миротворческого лагеря бойцы маккавеевского войска выглядели как ангелы, а бесплотность, вызванная худобой, в сочетании с выражением на лицах беззаветной преданности своему делу создавала ощущение как бы некоего нимбообразного сияния. Ходили слухи среди как деревенского люда, так и горожан, что греков обращало в бегство не столько военное искусство маккавеевских бойцов, сколько это сияние над их истощенными лицами.

– Чтобы их победить, надо их накормить! – вскрикивала жена предводителя миротворческого лагеря в ходе особенно бурного соития со своим супругом, который намеренно довел это супружеское соитие до экстаза, зная по опыту, что ей приходит в голову выход из самых трудных ситуаций именно в момент получения наибольшего удовольствия, который она постфактум называла «высоким восхождением и видом на мир с вершины Горней Мудрости».