Царица ночи

Матвей склонил голову и прижался губами к ее губам. Они были теплыми и мягкими, а от ее кожи исходил едва уловимый, но опьяняющий запах, похожий на цветочный. Он почувствовал, как тонкие пальцы скользнули по его груди и остановились над сердцем, сжав в кулаке ткань серебристого жилета и не позволяя ему сдвинуться с места. Смерть медленно, почти робко поцеловала его в ответ. Инстинктивно он накрыл ее руку своей и с облегчением отметил, что она расслабилась. Другая рука обвилась вокруг ее затянутой в шелк талии, хотя они и так стояли вплотную. Матвею совсем не хотелось, чтобы все закончилось так скоро.

Смерть отстранилась первой, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Огонь в камине казался ярче, у него кружилась голова, а все тело охватил жар. Ее зеленые глаза сияли, но дело было совсем не в отблесках пламени. Она смотрела на Матвея, словно видела чудо – впервые за целую вечность, и он едва сдержал дрожь. Никто никогда не смотрел на него так, даже после самой сложной операции, даже на свидании. Он был уверен, что Смерть знала, как колотилось сердце под ее ладонью. Ее близость, ее прикосновения, цветочный запах кожи, отблески огня на серебряной ткани под ее рукой – все это соединилось в одно неописуемое, неизвестное ему до этого дня чувство. Он улыбнулся ей, мягко сжав пальцы, и понял, что попросил слишком мало. Он хотел поцеловать ее губы еще раз. А затем еще, каждый день до следующего Бала, когда ему пришлось бы уступить свое место новому хозяину.

Словно прочитав его мысли, Смерть опустила взгляд на их соприкасающиеся руки и блестевшее на его пальце кольцо.

– Желаю вам счастья, Матвей Иванович. До встречи в положенный час, – прошептала она, и переполнявшее сердце Матвея тепло сменилось холодом. Прежде чем он успел сжать ее руку сильнее, она высвободилась и отступила прочь, и его сразу окружили густые тени. Запоздало он вспомнил, что на его кубке была изображена черная луна. Живая вода.

Матвей попытался заговорить, но его голос потерялся во мраке. Его потянули за руки и одежду прочь от горевшего камина и стройной фигуры в серебряном платье, а в следующее мгновение он уже стоял в прихожей своей квартиры.

– Твою мать! – выругался Матвей, взъерошив волосы, и обнаружил, что с пальца исчезло кольцо. Он был в своей обычной одежде, но из нагрудного кармана футболки все еще выглядывал цветок, сорванный Смертью. В порыве безумной надежды он распахнул входную дверь, надеясь, что она пришла за ним, но на пороге никого не было.

Часы показывали одиннадцать. Луна светила так же ярко, ее свет отражался на оставшихся во дворе снежных сугробах. Стоя у окна, Матвей коснулся красных лепестков, надеясь сохранить в памяти прикосновение мягких губ Смерти. Было ли дело в чарах Бала любви, сладковатом вкусе сурьи или адреналине после всего случившегося за такой короткий срок, он не знал; но их первый и единственный поцелуй был лучшим в его жизни. Разумеется, это не могла быть любовь с первого взгляда, но при мысли о том, что уже скоро он забудет его, сердце в груди болезненно сжалось.

– Она сама Смерть, – упрямо напомнил он себе, глядя на цветок и игнорируя поднявшийся внутри странный протест. – Я не увижу ее до конца жизни. И забуду уже очень скоро.

Но сколько же важного он не успел у нее спросить – в частности, могут ли жившие в Ирии люди просить у нее аудиенции, или она сама является к ним, когда требуется помощь с подготовкой Бала? Встречает ли она вновь прибывших на тот свет в человеческом обличье? Черт возьми, забвение будет благом – так недолго и сойти с ума. Но сегодня, ради покоя до конца жизни, он позволит мыслям о новой встрече мучить себя. Матвей обессиленно покачал головой, поставил розу в стакан на кухонном столе, где раньше была еловая веточка, и закрыл за собой дверь спальни.

Разумеется, завтра ее здесь уже не будет – это был подарок на прощание. Матвею не хотелось быть рядом, когда он исчезнет.

Всегда, исполнив желание хозяина Бала – устроив встречу, позволив подарить последний поцелуй или узнать пароль от банковской ячейки, – она растворялась в воздухе. После полнолуния в этом теле не было смысла. Она не находила удовольствия в одежде или украшениях и давно забыла, как выглядела. Внешность хозяев Бала ей тоже была абсолютно безразлична. Они думали только о своих желаниях, а затем вспоминали о страхе и ненависти.