Она преуменьшала. Либо Матвей успел забыть прелесть домашней еды, либо Фаина угадала объем начинки и сочетание специй, идеальные для его рецепторов, но к концу дня от пирога не осталось ни крошки. Окрыленная успехом, Фаина пообещала приготовить «испанский ветер», о котором он слышал впервые в жизни, но решил попробовать, а затем изо дня в день сыпала новыми, не менее привлекательными, иногда загадочными названиями, строя планы на будущее. Торт королевы Изабеллы, баница, неаполитанская пицца, земляничные пироги, стифадо и грибы в сливках, карп с медом, лещ с кашей, булочки с корицей и кардамоном по секретному рецепту одного из ресторанов, где он вряд ли когда-нибудь побывает. Когда Матвей пошутил, что ему придется проводить в спортзале несколько лишних часов, Фаина заверила, что знает и более легкие блюда. Ему стоит только сказать, что бы он хотел попробовать.
– А ты говорила, не можешь ничего создать, – заметил Матвей как-то вечером, закончив мыть посуду, которую Фаина вытирала. Она снова делала мясной пирог. – Не будешь дизайнером – вот, пожалуйста, любой шеф-повар или историк кулинарии будет просто счастлив знакомству с тобой. Такие же историки есть?
– Есть, – засмеялась Фаина, отложив полотенце. – Но пока что я не хочу об этом думать. Мне нравится быть с тобой. Делать все только для тебя.
Она склонила голову, изучая его лицо. Ее улыбка смягчилась, будто она тоже наслаждалась сложившимся между ними уютом. Матвей коснулся пучка у нее на затылке, и каштановые волосы упали ему в руку тяжелым завитком. Фаина прикрыла глаза, когда он положил их ей на плечо, расчесывая пальцами пряди.
– Порой я чувствую себя недостойным. Ты знаешь так много, открываешь мне тайны всего мира, а я едва ли могу оценить их истинную ценность.
– Я ничего не сделала ради этих тайн. Знания – лишь часть моей природы, – ответила Фаина, – и все они принадлежат другим. Для меня куда важнее то, что спустя целую вечность я могу и хочу что-то делать собственными руками. Тебе правда понравился пирог?
– Правда, – повторил Матвей. – Ты открыла мне мое любимое блюдо. И, если честно… – он шагнул ближе, и ее руки обвились вокруг его талии, – я тоже совсем не готов делить тебя с кем-то еще, Фая.
Фаина просияла. Он уже знал, как ей нравилось, когда он звал ее красавицей, но по какой-то причине это новое имя она полюбила еще больше. И хотя он никогда не был поклонником ласковых прозвищ, для нее легко сделал исключение. «Фая» напоминало ему о феях – легких длинноволосых созданиях с прекрасными лицами и в изящных одеждах, которых он видел на обложках книг из библиотеки для пациентов. Некоторых из них словно рисовали с нее.
Никто не знал о ее присутствии в его жизни. Фаина не покидала пределов его квартиры и не выражала желания пойти куда-то на свидание, как делали обычные пары. Он не настаивал, не желая делиться обретенным счастьем с остальным миром. Раньше Матвей думал, что оно действительно было подобно здоровью и его не замечаешь, пока не теряешь. Чувства к Фаине стали для него озарением, и он наслаждался каждым моментом, зная, что они были взаимны. Из всех людей в мире она выбрала именно его и проводила в его постели каждую ночь. Он все чаще просыпался, обнаружив, что во сне прижимал ее к себе, хотя прежде никогда не был любителем объятий. Они искали новые способы доставить друг другу удовольствие. Она по-прежнему любила слушать его сердцебиение и была терпелива, когда он приходил с работы уставшим, со смехом и пониманием слушая жалобы на пациентов, которые порой ужасно глупо рисковали своим здоровьем. Матвей, после долгих лет одиночества и сомнений по поводу собственной жизни, наконец-то чувствовал себя абсолютно счастливым. Думать иначе было невозможно, когда первым, что он видел по утрам, была эта девушка.
Тем сильнее было его удивление, когда спустя несколько дней после того, как он впервые назвал ее Фаей, она сообщила:
– Матвей, мне нужно кое-что рассказать тебе.
Дело было за приготовленным ею завтраком, утром после длинной смены, когда ему пришлось задержаться на операции до поздней ночи. С началом учебного года в городе выросло количество машин, а с ними и аварий, которые не всегда обходились без пострадавших. Матвей проспал почти до полудня, а когда проснулся, то сперва не понял, где находится. Во сне он, вооружившись лишь скальпелем, уворачивался от какого-то свирепого здоровяка в кольчуге и с мечом, который атаковал его прямо в приемном покое, затем превратившемся в лес. Он машинально потер кожу под ребрами, куда во сне пришелся болезненный удар, что не укрылось от внимания лежавшей рядом Фаины. Услышав про сон, она сильно встревожилась и потянулась посмотреть его бок.
– Я в полном порядке, не переживай, – успокоил ее Матвей. – Ничего не болит. Даже сам бы себя не порезал – скальпель под подушкой не держу. И вообще, не такой уж тот парень был страшный, зато медленный как черепаха. Если бы сон продлился еще немного, в лесу я бы точно от него спрятался, – усмехнулся он.
– В лесу, – рассеянно повторила Фаина.