Царица поверженная

«Прошу прощения, триумвир, – вмешался я, – но, как врач, я должен не согласиться с тобой. У Цезаря была дочь Юлия».

«Да, родившаяся за тридцать лет до этого… мальчика».

«И что это доказывает? Может быть, его жены страдали бесплодием?»

«Все три?»

«У Корнелии была Юлия, а что касается двух остальных – с Помпеей он развелся по подозрению в измене, а Кальпурния практически не жила с ним вместе. – Уж в таких делах я, разумеется, разбирался получше Октавиана. – Кроме того, не нужно выставлять Цезаря простаком, которого легко провести. Уж он-то знал, где был, когда…»

Я осекся, потому что стеснялся говорить такие вещи в присутствии мальчика!

Октавиан фыркнул. Его тонкие ноздри слегка затрепетали.

«Я приказываю тебе перестать использовать имя Цезаря, – произнес он холодно. – Ты не имеешь никакого юридического права на него».

«Тогда почему же ты восемь лет назад именно под этим именем признал меня соправителем моей матери?» – спросил Цезарион, обнаружив юридические познания.

На миг ему удалось поколебать Октавиана.

«Это сделал не я, но триумвиры Антоний и Лепид. Они настояли на этом, как на уступке царице Египта, чтобы предотвратить отправку ее кораблей в Азию, на помощь убийцам».

«Вот теперь ты действительно оскорбляешь мою мать! Как будто она стала бы оказывать помощь Кассию и Бруту! Нет, ты признал меня под этим именем, поскольку знал, что это правда. Но теперь ты стремишься перечеркнуть все и узурпировать мое наследие».

Октавиан, казалось, становился спокойнее, тогда как Цезарион, напротив, все сильнее горячился.

«Значит, ты признаешь это: ты намереваешься присвоить свое воображаемое римское наследие и ниспровергнуть римский закон! Для таких, как ты, есть достойные имена: самозванцы, узурпаторы и мятежники. По закону Рима я – сын Цезаря, и я наследую его имя и состояние. Только захватив Рим и уничтожив его сенат и судей, ты можешь сместить меня».

Мне показалось, он хотел сказать «низложить», но вовремя вспомнил, что это относится к царям, и спохватился.

«Это ты извращаешь закон и лишаешь меня того, что принадлежит мне по праву», – не унимался Цезарион.

Его стойкость вызывала у меня невольную гордость.