Потом мы вошли в святая святых. Во всех храмах есть темные алтари с баркой бога, но только в Гелиополисе находится обелиск, покрытый мерцающим листовым золотом, – Бенбен, камень, которого коснулся Ра в начале времени и вновь касается каждое утро. Он пребывал в помещении без крыши.
Небо над головой было цвета блестящего голубого фаянса. После сумрачных залов у меня резало глаза. Обелиск ослеплял, золото сверкало, отражая Ра в небесах.
– Это центр мира, – с придыханием произнес Накт.
Легко было ему поверить.
Когда дневная жара еще более усилилась, Накт провел меня в свои покои.
– Мы подождем, пока вырастут тени, – сказал он. – Ты можешь увидеть и свои благовонные кустарники, и все остальное, чем славно наше священное место.
Я растянулась на красивом резном ложе, украшенном львиной головой, с ножками – львиными лапами и даже с длинным хвостом. Я отстраненно взирала на полоски света, павшие на стены из узких окон. Мне требовался отдых, хотя спать я не собиралась…
Однако тяжелый усыпляющий воздух и неспешное течение дня убаюкали меня. Я смотрела на стены и размышляла о том, насколько далек от всего этого мой мир в Александрии. Неужели эти обряды и залы неизменны с самого начала времен? Думы медленно перерастали в сонные грезы.
Древние боги – гневаются ли они на новых богов, ныне обосновавшихся в Египте? Как они относятся к Серапису, богу Птолемеев? Обижаются ли они на Диониса, потеснившего Осириса? И как насчет Афродиты, Марса и Зевса? Здесь, в тишине храма, новые иноземные боги кажутся такими шумными, невоспитанными, назойливыми. Наша богиня Хатор объединяет в себе любовь, радость и музыку, а их Афродита только одно и знает…
Я вздохнула.
Я пошевелилась, чувствуя себя взмокшей от пота. Я заснула не вовремя и проснулась – судя по тому, как изменился угол падения солнечных лучей, – ближе к закату.
Я встала, поправила одежду и волосы. В соседней комнате меня дожидался Накт.
– Богиня отдохнула? – спросил он.
– Несомненно, – заверила его я.
– Сейчас Ра ослабел и превратился в Атона. Мы можем выйти наружу, не опасаясь зноя. Он нежно прощается с землей, окрашивая ее в мягкие, нежные тона.
Так и оказалось: цвета снаружи полностью изменились. Песок, который в полдень был ярким, золотисто-белым, теперь приобрел темно-желтый или коричневый оттенок. Стены храма и камни теперь отдавали жар, который впитали ранее. Подул легкий послеполуденный ветерок, сильнее всего ощущавшийся на вершине холма.
– Роща благовоний находится здесь, рядом с полями льна, где мы выращиваем полотно для наших одеяний, – сказал жрец.
Мы покинули огороженную территорию храма и направились в сторону сада, к аккуратным рядам ухоженных кустов.
Я пришла в восторг. Кусты были почти по колено высотой, и их листочки выглядели зелеными и здоровыми.
– О, да они разрослись!
– В первый год им пришлось нелегко, – сказал жрец. – Несколько растений мы потеряли. Говорили, они не могут расти нигде, кроме окрестностей Иерихона. Может быть, они оплакивали разлуку с родиной, свое изгнание. Но потом они пустили корни и вытянулись вверх, и теперь, я надеюсь, можно рассчитывать на то, что они расцветут. Подумать только – они впервые будут цвести не на родной земле!
– Да.
И они принесут нам огромный доход. Маленькая роща в Иерихоне была самым прибыльным местом на земле, клочок земли длиной в пядь приносил состояние. Я вздохнула. Еще один способ сохранить благосостояние Египта. Беда в том, что этих способов никогда не достаточно!
– Я довольна.
Я огляделась по сторонам: все вокруг радовало глаз. Каменный храм словно излучал плодородие, и это убедило меня остаться.
– Да, мы задержимся у вас на ночь, – сказала я, – чтобы завтра увидеть прибытие Ра и лицезреть, как его приветствуют жрецы.
Накт улыбнулся, как будто я прошла испытание.
– Ты увидишь не только это, – заверил он меня.
После ужина меня проводили в маленький домик, угнездившийся рядом с первым пилоном, на внешнем рубеже храмовой территории. Когда мы входили в святилище, я его не заметила, а теперь удивилась – почему? Он был невелик, но не так уж неказист.
Как только мы переступили порог, манера держаться Накта разительно изменилась. Он стал почтительным, словно в присутствии некоего высшего существа. Даже более почтительным, чем по отношению ко мне. Кто же вызывал у него такое благоговение?
– Богиня, – сказал жрец, – здесь обитает самый мудрый человек в Египте – тот, кто прозревает священные слова богов. Ему ведомы их желания и деяния, ведомо начало их бытия в незапамятные времена и направление пути.
Поначалу я ничего не увидела. Комната казалась аккуратной и чистой, в ней стояли маленькие сундучки, один поверх другого, и сосуды со свитками рядами выстроились на полу. Потом послышалось шарканье. В дальнем углу что-то зашевелилось.