– Очень глупо начинать дело, не дождавшись подхода всех кораблей и не используя флот, – отозвался Агенобарб. – Нам следовало бы спросить себя, что произойдет с республикой, когда все закончится. Не слишком ли долго мы ждем ее восстановления?
Опять он со своей республикой. Конечно, Антоний делал разного рода намеки на то, что намерен восстановить республику, да и Октавиан выставлял себя поборником республиканских ценностей, но ведь это пустые слова. Зачем их повторять сейчас?
– Антоний победит и восстановит республику, – заявил Канидий.
– Нет, если
Канидий пожал плечами:
– Я полководец, и мое дело – выигрывать битвы и командовать солдатами. Ничто другое меня не волнует. – Он смерил Агенобарба тяжелым взглядом. – Надеюсь, и ты сосредоточишь внимание на кораблях, а остальное отложишь на потом. Со временем все прояснится.
– Что? – воскликнул Агенобарб с потрясенным видом. – «Ничто другое не волнует»? Тебя не волнует, кто у власти, как управляют Римом? Неужели ты стал рабом… как… как…
– Остановись, пока не сказал лишнего, – предостерег Канидий.
С нечленораздельным ворчанием Агенобарб сделал огромный глоток вина, утопив рвавшиеся наружу слова. На меня он при этом посмотрел исподлобья.
В нескольких шагах позади маячил слуга, почти мальчик, на вид голодный. Думая, что никто его не видит, он отщипнул и отправил в рот кусочек с блюда, которое подавал. После чего он облизнул пальцы и с почтительным изяществом предложил кушанье следующему гостю. Вероятно, этот раб принадлежал одной из присоединившихся к нам в последнее время женщин. Я нашла его забавным и находчивым.
Он вел себя правильно: не стоит упускать того, что тебе нужно. Надо взять паренька к себе и найти для него применение. Антоний поднялся, чтобы обратиться к собравшимся. Он поднял мускулистые руки, образовав букву V, и разговоры мигом смолкли.
– Друзья мои, союзники и товарищи по оружию! Скоро мы обрушим на врага всю нашу мощь, а пока, в тишине, я хочу сказать вам то, что вы должны знать.
Он обвел взглядом разноплеменное сборище – люди со всех концов света, от Италии на западе до Аравии на востоке.
– Все продумано, все в готовности! – воскликнул он, и его слова встретили ликованием. – В нашей прекрасной армии собрались бойцы, готовые продемонстрировать лучшие достижения военного искусства своих народов. В совокупности наша сила возрастает еще больше, чем простая сумма отдельных ее частей. У нас есть тяжелая пехота, кавалерия, пращники, лучники, конные стрелки, метательные машины. Противник не располагает многими из наших возможностей.
Он опустил руки, подхватил тяжелый золотой кувшин и воздел его, демонстрируя наше богатство.
– Наш враг беден, лишен ресурсов, ему приходится выколачивать деньги из обнищавшего народа, что заставляет простых людей склоняться на нашу сторону. Мы же, напротив, не отягощаем никого излишними поборами и не разоряем подвластные земли.
Ну тут он, я бы сказала, не был до конца откровенен: его союзникам не пришлось раскошеливаться только потому, что львиную долю затрат на создание и содержание армии и флота взял на себя Египет. Но Антоний, видимо, не принимал в расчет свою жену.
– И мы должны учитывать еще один фактор. Не хотелось бы говорить о себе, но в данном случае различие между мной и предводителем противника бросается в глаза. Да, такие прекрасные солдаты, как вы, способны побеждать, даже не имея хорошего вождя. Но насколько лучше его иметь! Я, со своей стороны, способен победить даже с плохими солдатами, но вы способны на большее. Вместе мы превратим нашу победу в истинное торжество! Ибо я пребываю в расцвете как телесном, так и умственном, когда успеху не препятствуют ни излишняя порывистость юности, ни бездеятельность старости.
Выслушав очередной взрыв одобрительных восклицаний, Антоний продолжил:
– Всю свою жизнь я воевал. Мне знакомы и обязанности простого солдата, и задачи, стоящие перед высшим стратегом и императором. Мне ведомо, что такое страх и что такое доверие; я готов побеждать страх и не бросаться безрассудно навстречу опасности. Я знавал удачи и неудачи, а значит, научился и не поддаваться отчаянию, и не позволять успеху вскружить мне голову.
Его речь потонула в шуме хлопков и восторженных восклицаний. Как солдат, Антоний и вправду не имел себе равных среди живых.
– Я говорю это не ради хвастовства. Я хочу, чтобы вы понимали, какие огромные преимущества имеем мы перед противником. Главная беда нашего врага заключается даже не в ограниченности средств, малой численности, плохом оснащении – но в его вожде.
Антоний выдержал паузу и указал на пустующее место:
– О том, какой он военачальник, даже и говорить нечего. Я лишь суммирую то, что вам и так известно. Итак, он человек слабый и болезненный. Он ни разу в жизни не одержал значительной победы, самостоятельно командуя войсками, ни на суше, ни на море.
По помещению пробежал шепоток.