Царица поверженная

– Ба! – махнул рукой Деллий. – О флоте можно забыть.

– Каково состояние кораблей? – спокойно спросил Антоний.

– У нас очень мало гребцов, и многие корабли повреждены, – ответил Соссий.

– А для скольких кораблей хватит гребцов? – последовал уточняющий вопрос.

– Не более трех сотен, – отозвался Соссий. – Вместе с египетскими.

И снова за столом раздались тяжкие вздохи. Год назад мы имели пятьсот боевых кораблей и триста вспомогательных транспортных, не считая легких разведывательных суденышек. Какой урон!

– В таком случае лишние корабли нужно сжечь, – заявил Антоний. – Нет смысла дарить их Октавиану.

Сжечь мои корабли? Они стоили мне так дорого!

– Египетские корабли укомплектованы наемными командами, которые вполне надежны.

– Может, они и надежны, да осталось их мало, – промолвил Публикола. – Лихорадка и понос не разбирают, кто египтянин, кто грек, кто римлянин.

– Да забудьте о море! – вновь встрял Канидий. – Флот обессилен. Антоний – не флотоводец, он сухопутный военачальник, а римские ветераны сохранили боевую готовность. Агриппа, напротив, не слишком силен на суше, а сам Октавиан не способен командовать ни на воде, ни на земле. Стремиться к победе надлежит там, где ты силен, а не там, где слаб.

Антоний опустил веки, словно старался отвлечься от всех посторонних звуков. В нем происходила внутренняя борьба. Инстинкт подталкивал его к выбору сухопутного плана, однако верховный командующий должен был рассматривать все имеющиеся возможности и обдумывать не судьбу отдельного, пусть масштабного сражения, а общую стратегию кампании. В этом смысле морской бой был предпочтительным и с точки зрения сохранения ресурсов, и с прицелом на последующие действия для достижения победы.

Как поступил бы на его месте Цезарь? Трудно сказать, но Цезарь принимал бы решение сам. Та же задача стояла перед Антонием.

– Думаю, – помолчав, поднял голову Антоний, – мы выберем море.

– Нет! – воскликнул Деллий. – Это ошибка!

– Слушайте меня! – медленно произнес Антоний. – Царица Клеопатра права. Вести ослабленную отступающую армию через горные перевалы губительно. Уж я-то это знаю. Да и вы, имея опыт Парфии, тоже. Царь Дикомес не имеет перед нами никаких обязательств, а хоть бы и имел – пример других подвластных царей показывает, что полагаться на них неразумно. Как только армия уйдет отсюда, флот будет обречен, а значит, не сможет помочь нам и прикрыть наш отход в Азию. В результате мы рискуем лишиться и кораблей, и армии, оказаться беспомощными во вражеском окружении. Тогда противник будет диктовать нам условия.

– А возможность разбить их в сухопутном сражении ты вовсе не рассматриваешь? – ехидно осведомился Деллий.

– Весьма сомнительно, чтобы нам удалось втянуть Октавиана в опасную для него битву. Судя по всему его поведению, он в своей стратегии и тактике руководствуется принципом «festina lente» – поспешай медленно. Он движется к своей цели тихо, но неуклонно и не станет делать сам то, что время, судьба или чужие ошибки могут сделать за него. Нет, сражаться он не станет. Он будет спокойно наблюдать за нашим отступлением, а когда мы попытаемся переправиться через Геллеспонт, без труда уничтожит нас с помощью кораблей Агриппы.

– А при отходе морем мы постараемся не только увести свои суда, но и отправить вражеские на дно, – добавил Соссий.

– Прорываться морем не более рискованно, чем отступать по суше, а спасти в этом случае можно больше, – поддержала его я. – Мы примем на борт четыре или пять лучших легионов, – это увеличит шансы на успех и поднимет дух части армии.

– О Геркулес! – вскричал Деллий. – Неужели Октавиан прав и на этой войне командует Клеопатра?

– А почему бы мне не высказаться? – парировала я. – Я читаю карты и разбираюсь в цифрах не хуже любого из вас.

– Мысль об отступлении ненавистна любому солдату, – промолвил Антоний. – Это горький плод. Мне ли, вкусившему его в Мутине и Парфии, не знать. Но порой отступление является лишь маневром с целью перегруппировки. Наше будет именно таким.

– Но что тогда делать мне? – подал голос сбитый с толку Канидий. – Просто сдаться?

– Нет. Ты поведешь войска туда, куда и намечалось, но только после окончания морского сражения. А прорвавшиеся корабли как раз переправят твоих солдат в Азию.

Мухи надоедливо жужжали вокруг его головы, словно говорили: «Слишком мало жертв. Нам не нравится твой план».

– Итак, вопрос решен, – объявил Антоний. – Будем прорываться морем. Казна, а также корабли и солдаты, которым удастся выйти из гавани, отправятся в Египет. Армия после ухода флота организованно отступит в Азию. Поврежденные корабли и те суда, где не хватает гребцов, предадим огню. Все это произойдет в ближайшие дни.

– Ты принял решение один! – воскликнул Канидий.

– Я командир! – возвысил голос Антоний. – У кого еще есть право решать? Мое дело – приказывать, ваше дело – повиноваться. Хотя, – он смягчил тон, – я ценю ваше мнение.

– Но игнорируешь его.

– Не следовать ему в мелочах – не значит игнорировать.

– Молю богов, чтобы твое решение не оказалось ошибочным, – промолвил Канидий.

– Мы все молимся о том же, – заявил Соссий.