Царица поверженная

– Компания может оказаться не так велика, как ты полагаешь, – произнес он гулким, раскатистым голосом, наводившим на мысль о пещерах и колодцах. – Не стоит разочаровываться, если не все дерзнут ступить за порог ночи. – Он издал негромкий неприятный смешок. – В конце концов, сейчас разгар лета. Но несомненно, найдется достаточно и таких, кто оценит предлагаемое мною путешествие.

Он пружинисто поклонился, отступил и исчез, растворившись в толпе.

– Кто это? – спросила я.

Он был слишком реалистичен.

– Чудесный, правда? Известный здешний актер, играет в греческих комедиях.

– В комедиях?

Сегодня он выступал в ином жанре.

Антоний провел меня мимо группы мужчин и женщин, окружавших гостя, разглагольствовавшего о смысле жизни.

– Молодой еще, совсем молодой, – сказал Антоний. – Все молодые философы склонны рассуждать на эту тему.

Позади меня раздавалось монотонное жужжание:

– Есть некто или же нет, сам и иные, в отношении к самому себе и между собой все они, сущие и не сущие, появляются для бытия и для небытия…

– Платон, – промолвила я не столько для Антония, сколько для самой себя.

Его брови выгнулись дугой.

– Моя маленькая александрийка, – любовно произнес он. – Может быть, ты тоже хочешь пофилософствовать о смысле жизни?

– Ну уж нет, – заявила я. – То, чему научила меня жизнь, вряд ли пойдет на пользу другим.

Точно так же можно было сказать, что общие правила мало подходят для меня.

Некоторое время мы разгуливали по залу, приветствуя гостей и прислушиваясь к разговорам. Примечательно, что никто не упоминал Октавиана и не заводил речи о политической ситуации: главными темами были мода, кулинария, развлечения и атлетические состязания. Наконец Антоний выступил вперед и хлопнул в ладоши, призывая к вниманию.

– Мои дорогие друзья, давайте вспомним ту первую зиму, когда я прибыл в Александрию. Ах, какое было время! Одна рыбная ловля чего стоила! А посещение Канопа? Вспомните пиры, скачки. С той поры минуло уже десять лет, во что трудно поверить. Нынче новые времена, и пора нам вместе окунуться в новые приключения. Но сначала я хочу выставить на торги кое-какие реликвии прежних дней. Обращаю ваше внимание, что вы можете – если вам будет угодно – использовать то золото, что насыпано в эти чаши.

Он взмахнул рукой в направлении предметов, уже привлекших мое внимание, и слуга поднял первый из них.

– На торги выставляются маски: комическая и, в пару ей, трагическая. В ближайшем будущем они могут оказаться очень кстати… На торги выставляется бюст Гая Октавиана, недавно удостоенный похвалы Марка Тития. Это поможет вам узнавать нового Цезаря в лицо… А вот еще уникальный образец своего рода – массивный золотой ночной горшок. Молва о нем дошла до самого Рима. Может использоваться и для других надобностей… например, под цветы.

Я этого предмета никогда раньше не видела. Должно быть, Антоний заказал его специально для своего аукциона.

Он успешно распродал все вещи и объявил:

– А сейчас на торг выставляется прощание с моей прошлой жизнью.

Он подал знак арфистам, и те взялись за инструменты.

– Слушайте! – призвал Антоний, когда рядом с ними появилась стройная певица. – Внемлите словам.

Негромкий мелодичный голос привлек внимание гостей, заставив их умолкнуть.

Пока остаешься на жизни стезе, велениям сердца внимай, В тончайших шелках появляйся везде и миром себя умащай.

Пение сопровождалось изящными движениями рук, взмахами широких полупрозрачных рукавов.

Во всем, не как прежде, себе потакай и сердце избавь от тоски. Веленьям его повинуйся, но знай, но помни, что дни коротки.

В зале воцарилось всеобщее молчание, на фоне которого голос певицы вдруг зазвучал очень громко.

В веселии дни надлежит проживать! Сокровищ земных не копи. С собою в могилу не сможешь их взять, назад же пути не найти.

Эти слова… Что-то похожее я слышала в Риме много лет назад.

– Спасибо, – молвил Антоний, поворачиваясь к гостям. – Друзья мои, давным-давно мы создали общество под названием Amimetobioi, «неподражаемые». Ныне я призываю вас создать новое, более соответствующее духу времени содружество. Имя ему будет Synapothanoumenoi – «чающие совместной смерти». Да. Призываю всех в знак скрепления договора взяться за руки и под звуки арф обойти этот зал в танце. То будет танец смерти. И поведет нас сам Гадес!

Актер появился рядом с Антонием и распростер затянутые в перчатки руки. Он не произнес ни слова.

В первые мгновения ошеломленные гости растерянно таращились на него, но потом, к моему удивлению, первый человек выступил вперед и взял меня за руку. За ним последовал другой, третий, и в конце концов если не все, то многие из присутствующих образовали цепочку, растянувшуюся вдоль стен.

– Пора!

Антоний подал сигнал арфистам, зазвучала нежная музыка, и линия танцующих, перекрещивая ноги и качая головами, двинулась вокруг зала. Цветочные венки на их головах покачивались в такт движению. Все оставались серьезными, словно участники погребальной процессии.