Он наклонился, поднял меня на высоту седла и крепко поцеловал в губы. Пока поцелуй продолжался, я висела в воздухе и почти не могла дышать.
– Мы сделали это! – промолвил он, усадив меня в седло перед собой. – Мы налетели на них так неожиданно, что они еле успели вскочить на лошадей. Мы перебили сотню, а то и больше, остальные пустились наутек, к своему Октавиану. – Он смеялся, осыпая меня поцелуями. – Слышала бы ты, как они вопили! Как ошпаренные коты.
Канидий тем временем затащил на свое седло Мардиана, и мы обменялись улыбками. Нахлынуло облегчение: похоже, приготовления к смерти оказались преждевременными.
– Вперед! Выпьем! Отметим это! – кричал Антоний моим людям. – Любовь моя, у тебя найдется, чем угостить солдат?
– Повара во дворце остались, – заверила я его. – Мы все устроим как надо.
– И вина! Столько, чтобы хватило для веселья, но не хватило для похмелья. Да, и музыка – нужна музыка!
– Да. Сегодня будет все.
Он рассказал подробности. О том, как они вылетели из ворот, промчались галопом около пяти миль мимо рощи Немезиды, где находился мемориал Помпея, и прибыли на место, когда там только начались работы по устройству лагеря. Люди Октавиана рыли траншеи, размечали линии, чтобы ставить по ним палатки, но ничего другого сделать еще не успели. Солдаты и лошади отдыхали, и когда они увидели приближавшихся всадников Антония, кавалеристам едва хватило времени, чтобы вскочить в седла. Они проделали долгий переход, устали, их застигли врасплох, и серьезного сопротивления они оказать не смогли. Многих порубили на месте, остальные рассеялись и разбежались.
– Некоторые скакали прямо в море! – взахлеб рассказывал Антоний. – Не иначе звать на подмогу Посейдона. – Его сильные руки поднесли ко рту золотую чашу, и он сделал хороший глоток вина. – А самым смелым был мой помощник Авл Цельс. Не думая об опасности, он ворвался в самую гущу боя, разя налево и направо.
Я воззрилась на плотного молодого человека. Он так и не снял заляпанный кровью кожаный нагрудник и держал под мышкой покореженный множеством ударов шлем. Антоний позвал воинов на пир сразу по возвращении, не дав им даже переодеться.
– Для меня это удовольствие и долг, – с поклоном промолвил Цельс.
– Он слишком скромен, – отозвался Антоний. – Он являл собой подлинную десницу Марса. Я буду доволен – нет, горд! – если кто-нибудь из моих сыновей станет таким же доблестным солдатом.
– Мне кажется, тебе не помешает сменить доспехи, – сказала я молодому воину. – Думаю, золотой панцирь, прежде принадлежавший Полемону, подойдет в самый раз. Он твой.
Драгоценное оружие и доспехи из арсенала не переносили в мавзолей, ибо они занимали слишком много места.
– О нет… – Цельс попытался отказаться, но Антоний остановил его:
– Прими награду от царицы и от меня.
Цельс отправился в арсенал за подарком, а Антоний, склонившись, шепнул мне на ухо:
– Ты становишься расточительной, совсем как я.
Я пожала плечами: богатство ничего не значит, когда в любой момент может достаться врагам.
Благодаря вину и всеобщему радостному настроению в помещении становилось все более шумно, почти как в былые безмятежные дни, однако сохранялась некоторая напряженность. Солдаты ели с аппетитом, пили от души, но чувствовалась какая-то скованность. Наконец Антоний встал с ложа и поднял руки, призывая пирующих к молчанию. Оно воцарилось быстро – слишком быстро; значит, тишина таилась здесь все время.
– Друзья мои, – начал Антоний, – я хвалю вас за храбрость, проявленную сегодня, но прошу не расслабляться перед завтрашним днем. Ибо завтра… завтра мы встретим вражеское войско. Не только авангард, а всю армию. И в этой битве решатся наши судьбы.
Солдаты слушали внимательно, но их лица ничего не выражали. Я не могла понять их чувства.
– Я вызвал Октавиана на поединок, – неожиданно сказал Антоний. – Да, предложил ему встретиться как мужчина с мужчиной, один на один, с мечами в руках.
Я не думала, что люди способны в одно мгновение окаменеть и побледнеть так, как сейчас. Полный зал солдат замер и уставился на Антония.
– И он отказался. Но вместо прямого отказа ответил уклончиво: «Если он хочет умереть, есть много разных способов». Как смело! Как остроумно! Но видишь ли, шутки шутками, а он прав. Я много об этом думал.
Он протянул чашу, чтобы ее наполнили снова. Слуга выступил вперед, Антоний дождался, пока тот налил вина и отступил, после чего продолжил:
– И я пришел к заключению, что завтра стяжаю честь живым или мертвым. Одержать победу почетно, но пасть в бою – честь не меньшая. В любом случае я останусь победителем. – Он прервался, чтобы глотнуть вина, потом продолжил: – Выпейте со мной сейчас, ибо завтра, возможно, вы получите другого командира, а я буду мертв.
Воины опомнились, и слова полились, словно вино:
– Нет, командир, ты не можешь…
– Никогда, мы умрем вместе с тобой…
– Зачем тогда идти на битву?
Юноша-виночерпий заломил руки и ударился в слезы.