Я осталась сидеть там, размышляя об Арсиное. Она не оставила мне выбора. Если бы она удовлетворилась тем, что выпало на ее долю — судьбой царевны, а не царицы, — она была бы жива и сейчас, а не лежала в этой гробнице. Правда, очень редко человек, оказавшийся возле самой вершины власти, не пытается взойти на нее. Да, конечно, Антоний как раз их этих редких людей: он вполне удовлетворился бы половиной мира. Но Октавиану нужно все или ничего, и он не оставил бы Антония в покое. Я это понимала, ибо сама была такой же, как Октавиан. Молчаливой свидетельницей тому являлась гробница Арсинои. Теперь, когда нам предстояла схватка, добычей в которой станет весь мир, время колебаний для Антония прошло.
Мы поспорили у великого храма Артемиды, чья красота стала свидетельницей нашей ссоры. А ведь в путь мы отправились в отменном настроении, смешавшись с толпой любителей достопримечательностей и паломников. Толпа людей тянулась по дороге, вьющейся вокруг горы, и я испытывала удивительное возбуждение: мне не терпелось взглянуть на прославленное чудо. Я говорю «удивительное», ибо многие полагают, будто жителей Александрии, избалованных и пресыщенных чудесами собственного города, уже ничем не удивишь.
Храм славился на весь мир, и толпы желающих увидеть его не редели никогда. Жители Запада приезжали посмотреть на архитектуру, полюбоваться белыми мраморными колоннами — высокими, как кедры, и частыми, как настоящий лес, — подивиться совершенству художественного замысла зодчих и мастерству строителей, воплотивших вдохновение в камне. Люди Востока приезжали поклониться Артемиде — могущественной и требовательной земной богине, воплощению Великой Матери Кибелы; она даровала плодородие, но требовала, чтобы ей служили жрецы-кастраты. У нее не было ничего общего с греческой Артемидой, девственной охотницей; она склонялась к зрелой женской сути, связанной с темными ритмами лунного цикла.
Храм стоял здесь с незапамятных времен — предыдущий, воздвигнутый царем Крезом, был сожжен в ночь, когда родился Александр Великий. Когда люди усомнились в могуществе богини — если она действительно обладает такой силой, как она допустила уничтожение своего храма? — стали рассказывать историю о том, что Артемиды в ту ночь не было, поскольку она присутствовала при рождении Александра. Когда Александр сам явился сюда, он предложил помочь выстроить храм заново. Но от его предложения отказались: не годится, чтобы один бог строил храм для другого.
После поворота дороги перед нами показался храм — огромный, возносящийся ввысь, ослепляющий. Внезапность его появления усиливала впечатление, заставляя его казаться еще огромнее. Ясный солнечный свет делал его белизну ослепительной, и белокаменная громада сияла, словно неистовая луна. Все замерли в изумлении.
— Да, недаром о нем повсюду говорят, — пробормотала я и взяла Антония за руку: когда мы смотрели на возвышенную красоту, нам всегда хотелось коснуться друг друга.
По мере нашего приближения храм увеличился в размерах, пока не создалось впечатление, будто он заполнил собой небосвод. Я читала, что эти стройные изящные колонны, числом более сотни, имели высоту в тридцать шесть локтей, а по ширине и длине этот храм сопоставим с нашим гигантским Гимнасионом. Но читать и знать — одно, а видеть — совсем другое.
Уже вблизи, при погружении в обволакивающую атмосферу храма, меня посетила мимолетная мысль: какой суровой госпожой является красота, каких жертв требует она от своих поклонников. Но мы все равно стремимся к красоте, хотим обладать ею и служить ей с той же страстью, с какой стремимся к еде или землям. Именно красота Елены Троянской привела к Троянской войне. Сама Елена говорила очень мало — так же мало, как статуя в храме, к которой мы приблизились. Красота говорит сама за себя и не нуждается в словесных дополнениях.
Храм стоял на трех платформах, как бы на вершине гигантской пирамиды из трех ступеней, и нижняя была выше человеческого роста. Длина храмового фасада не уступала длине основания пирамиды Хеопса, и вес этого сооружения, должно быть, не поддавался измерению.
— Подумать только, эта махина возведена на болоте! — воскликнул Антоний. — И не погрузилась в него. Пока.
Да, я знала, что Феодор, решивший подобную проблему с храмом Геры на Самосе, заложил в болото в качестве основания чередующиеся слои шкур и угля. Но как подобный субстрат способен выдерживать столь чудовищную тяжесть?
Подойдя поближе, мы выяснили, что храм, как очень многие прекрасные вещи, имеет весьма непривлекательное обрамление. Речь, конечно, шла не о раскинувшемся по соседству море, а о тех людях, что во множестве находили убежище в храме и на прилегающей территории. Беглые рабы, политические смутьяны и скрывающиеся от правосудия преступники жили здесь годами, пользуясь правом священного убежища. Они приставали к паломникам, выпрашивая деньги.
— Я покажу тебе богиню! — крикнул один, ухватившись за мое платье. — Я все о ней знаю! Она старая, очень старая!