Царица поверженная

— За такое я, пожалуй, могу заплатить, — сказал со смешком Антоний. — Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

— Да, господин, это я могу… — Он порылся в складках своей мантии и извлек серебряную статуэтку. — Вот подобие богини. Оно из чистого серебра, клянусь. Потрогай, и сам увидишь!

Антоний отстранил его, но натолкнулся на другого: они вырастали прямо из земли, как воины из посеянных зубов дракона.

— Да, господин, эта Артемида из чистого серебра, ее изготовил мой сын, он учился на Родосе, да…

— Убирайся прочь, — ответил ему Антоний и обернулся ко мне: — Подумать только, когда-то здесь находили пристанище легендарные амазонки и философ Гераклит! А потом жители Эфеса протянули веревку отсюда до своего акрополя, чтобы расширить территорию святилища, и превратили в него чуть ли не весь город. В итоге получили стократное умножение человеческих отбросов.

Совсем рядом с храмом к продавцам статуэток и попрошайкам присоединились орды кастрированных жрецов. Они служили Артемиде вместе с другими жрецами, торгующими кусками жертвенного мяса, и знаменитыми храмовыми блудницами: те провозглашали, что дают мужчинам возможность почтить богиню телесно. Официальные служительницы — девственные жрицы — игнорировали их, проходя сквозь толпу блудниц с таким видом, будто тех не существовало вовсе.

Именно здесь и нашла прибежище Арсиноя, укрывшись за одеянием и должностью верховной жрицы. Но ее вытащили оттуда по приказу Антония. Интересно, задумалась я, испугал ли кого-то вид римских солдат, проникших в святилище? Или им тоже предложили купить статуэтки Артемиды?

Но Антоний был не единственным, кто нарушил неприкосновенность святилища: великий Александр тоже предал смерти троих преступников.

Мы прошли сквозь густой лес колонн, установленных перед храмом так же плотно, как в Фивах, где из-за этого даже терялось ощущение пребывания в храме. Говорили, что их пришлось ставить с такой частотой, чтобы опоры выдержали чудовищный вес каменных балок кровли, и что зодчий, подавленный грандиозностью своей задачи, на каком-то этапе строительства подумывал о самоубийстве. Но Артемида (а кто же еще?) помогла поднять колоссальную крышу на опоры.

Основания колонн украшали изысканные резные изображения героев, нимф и животных.

Внутри храма царила глубокая прохлада и тишина. В середине находился открытый сверху внутренний двор, а далее, в темных альковах здания, начиналось царство богини, окруженной мерцающими светильниками и цветами.

Она не была гигантской, как я могла предположить, судя по масштабам храма, но все же выше обычного человеческого роста. Ваятель не стремился, как это принято в эллинской традиции, передать пластику телесного движения: эта статуя скорее напоминала застывшие в торжественной неподвижности скульптурные изображения богов Египта. И тело ее не было телом обычной женщины: прямое, не гибкое, подобное мумии, с дюжиной набухших грудей. Ниже бедер тело прикрывало одеяние, покрытое изображениями львов и грифонов. Ее лицо, бесстрастное и властное, смотрело прямо перед собой, и ничто в ней не намекало на любовь или нежность — удивительно для богини-матери. Голову покрывал храмовый убор, похожий на свернутое полотенце. Она выглядела таинственной и древней, она внушала беспокойство.

Неожиданно я прочувствовала то, чего так опасались в Риме, — силу Востока. Там боялись не современных армий, но древних первобытных богов и стоявших за ними людей — тайных сил, которые еще только предстояло по-настоящему укротить. Артемида с нечеловеческим телом, ее жрецы-кастраты, ее корни, терявшиеся в глубине веков, ее плодородное, но мрачное и требовательное могущество — все это внушало страх.

— Мне она не нравится, — прошептала я Антонию.

Вид ее наводил на мысли о тайных ритуалах, о пролитии крови, о дочерях, подвергшихся насилию, об оскопленных сыновьях — и все это ради того, чтобы удовлетворить ее. Она была ненасытна, как земля, ибо земля никогда не насытится нашими телами. Даже когда она питает и поддерживает нас, ей ведомо, что в итоге она все поглотит. Эта богиня — суровая пожирательница тел и душ.

— Смотри, чтобы она тебя не услышала, — пошутил Антоний.

Незрячие глаза богини, казалось, были устремлены в нашем направлении.

Мы повернулись и ушли, а она осталась на своем пьедестале, в напряженном внимании.

Снаружи, на платформе храма, я остановилась, чтобы внимательно рассмотреть фигуры, высеченные у основания колонн. Меж колонн шелестел легкий ветерок, ровная зеркальная гладь моря отражала послеполуденное солнце.

Антоний нетерпеливо переминался с ноги на ногу, скрестив руки и барабаня пальцами. Когда рядом человек, которому не терпится уйти, трудно погрузиться в созерцание произведений искусства. Со вздохом я отвернулась от колонн, решив прийти сюда в другой день, в одиночестве. Но досадная неудача не прошла даром, и когда Антоний заговорил со мной, я вступила в спор.

— Всего этого, — сказал он, обводя жестом парящие колонны, белые как молоко, — они не понимают.

О ком он говорит? И зачем говорит, вместо того чтобы предоставить мне возможность полюбоваться резьбой?