Царица темной реки

Одним словом, нет ничего невероятного в том, что здоровенный сом мог утащить под воду шестилетнего мальчонку. Это если рассуждать теоретически. А если с практической точки зрения, с упором на «личность» этого конкретного сома, вернее, в первую очередь на место действия, – чушь собачья. Как бы это прошлым летом эти два мальчугана на речке оказались, если мне точно известно, от того же Стаха, что и купаться, и рыбу ловить, и лодки на реке держать перестали давненько до его рождения – а ему тринадцатый пошел. И почему так, он сам не знает, заведено – и все. Просто, едва он вошел в сознательный возраст, в котором детям уже разрешают выходить за околицу, отец с матерью настрого наказали: играть по-над речкой – сколько угодно, а купаться и рыбу ловить – ни-ни! И никогда не объясняли, отчего такой запрет, причем строжайший – заведено так, и все.

Так что врал мне старшина Деменчук, в глаза врал. И потом, как это родители тех мальчуганов не попытались, несмотря на все запреты, сома-убийцу изничтожить? Кузница в деревне есть, подходящий крюк кузнец выковать может, вместо лески крепкую веревку приспособить. Запрет на рыбную ловлю? Так ведь и на купание запрет – а тут, если верить старшине, за месяц ребятишки аж дважды купались. Откровенные нескладушки получаются, крутит что-то Деменчук, вертит…

Плюнул я, так ни до чего толкового и не додумавшись. В горнице стоял легонький дымок – Катря наглаживала сорочку, и утюг у нее был старомодный, такой, куда насыпаются горячие угли и накаляют железное днище. В «большом мире» повсюду, даже в деревнях, давно завелись утюги посовременнее – цельнолитые из металла, накаляют их на печке, и жар они держат гораздо дольше, чем такие вот динозавры. Тут же, на лавке, бережно расстелена бордового цвета юбка – праздничный наряд к завтрашней свадьбе готовила. Я подумал: нужно достать из чемодана парадные гимнастерку и галифе (то и другое п/ш, полушерстяные, а гимнастерка с золотыми погонами) и, пользуясь случаем, попросить Катрю погладить. А самому начистить хромачи, достать парадную же фуражку с козырьком гораздо длиннее обычного – в этом году среди офицеров вошли в моду такие именно козырьки, и никто не знает, почему, откуда это распространилось. Тут мы, военные, мало чем от женщин отличаемся: вспыхнет вдруг мода на длинные козырьки или, скажем, сапоги гармошкой – быстро распространится таежным пожаром…

Катря глянула на меня чуточку обеспокоенно.

– Все уладилось, Катрусь, – сказал я ободряюще. – Поехали ребята клятую эту рыбу в речку выкинуть. Обошлось…

И пошел за чемоданом – нужно было еще достать мешочек с наградами и почистить их зубным порошком. Теперь я не сомневался, что нас пригласят, а славные бронетанковые войска на свадьбе, пусть и деревенской, лицом в грязь ударить никак не должны…

…Как водится, на свадьбу собрался и стар, и млад. Вот только «млад» за столы, конечно же, не попал, толпился поодаль, у плетня, окружавшего пустырь, где устраивали разные деревенские праздники (плетень кое-где изрядно покосился, какие при немцах могли быть праздники, и его все эти годы не подновляли, хватало забот поважнее): семеро мальчуганов, среди которых старшим (и заводилой) был Стах, четыре девчонки и парень повзрослее годами, но не вошедший еще в совершеннолетие – таким, как и у нас, садиться за стол со взрослыми еще не полагалось. Второй, явно гордый оказанным доверием, аж пыжившийся, был приставлен к столу с патефоном – накручивал ручку, когда пружина ослабевала и голос певца или певицы начинало «тянуть», менял пластинки по указке взрослых.

Впервые в жизни я оказался полноправным гостем за деревенским праздничным столом – до войны полагалось торчать в сторонке, как этим двум хлопцам. Впервые разглядывал веселье с этой точки зрения. Так покойно, даже блаженно было на душе…

Мужики, конечно, надели все самое лучшее – а у двух весьма даже бодрых пожилых, лет шестидесяти с лишним, я увидел Георгиевские кресты и Георгиевские же медали на выцветших ленточках. Первая мировая, ага (Катря рассказывала, что есть еще дедушка, участник Русско-японской с доброй полудюжиной крестов и медалей, но он второй год с постели не встает, с ногами что-то). У двух – «Красные Знамена» старого образца, на винте – ну, это уже ясно, Гражданская.

Молодушки и немногочисленные девушки, вообще нестарые еще женщины – порой в «городских» платьях или блузках. Разумеется, не вполне городских, происхождением из райцентра. Ближайший город отстоял километров на восемьдесят, редко кто из мужей и отцов выбирался в такой вояж ради женской обновки – разве что крепко любящий молодой муж или родитель. Большая часть, подобно Катре, – в вышитых сорочках и праздничных юбках из покупной материи. А вот старухи – в темных платьях из домотканины.

Молодые смотрелись на пять с плюсом – Алесь, парень видный, тоже в п/ш, с орденами Красной Звезды и Славы третьей степени, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За оборону Сталинграда», тремя нашивками за ранения, двумя красными и желтой.