Царизм накануне свержения

Ссылаясь на «крайне напряженное настроение всех кругов общества», автор записки проводит мысль о необходимости симу­лировать хорошее отношение, готовность пойти на реформы, на де­ле не давая никаких реформ. Успокоение масс и Думы, уверял авэ тор записки, «может быть достигнуто ценой очень незначительных уступок, осуществлением мер, которые явились бы, так сказать, лишь намеком на реформы... Цель этих уступок в мелочах именно громкое демонстрирование благожелательности правительства, и, чем громче, чем широковещательнее будет это демонстрирование* тем надежнее и вернее результаты». Далее шли конкретные со­веты по различным аспектам политики. Так, например, рекомен­довалось незамедлительно созвать Думу, поскольку дальнейшая отсрочка «таит в себе большую опасность», но одновременно ввести цензуру думских речей президиумом Думы, «строгое наблю­дение за газетами», дающими отчет о заседаниях Думы, и т. д. Об амнистии «менее всего может быть речи в данный момент», так как она укрепила бы положение и силы левых партий, но если бы была освобождена, например, «бабушка русской рево­люции» Брешко-Брешковская, это произвело бы «прекрасное впе­чатление». Аналогичные рекомендации давались по польскому и украинскому вопросам, в отношении земских и городских союзов и т. д. ³⁵².

начиналась именно с указания на то, что мысль об «областном» начале возникла в Ярославле еще в 1899 г. и разработана в своих «главнейших частностях» уже в 1900 г. ³⁵⁴.

На этой записке царь наложил следующую резолюцию: «Разра­ботать теперь же законопроект об областном управлении и внести на рассмотрение законодательных собраний ко времени осеннего созыва их» ³⁵⁵.

Когда А. А. Хвостов получил эту резолюцию, он, естественно, стал искать законопроект и материалы к нему, но не обнаружил их ни в Совете министров, ни в собственном Министерстве внутренних дел, ни даже в Ярославле. Наконец он «узнал от автора доклада (т. е. памятной записки на имя царя.— А. А.) Гурлянда, что никаких материалов и законопроектов не нужно, так как цель его была занять внимание Государственной думы и ин­тересными (?!) разговорами отвлечь от других, более важных предметов». Вопрос не был внесен в Думу только потому, что Хвостов заявил, что он на «эту игру... не согласен», и добился у царя разрешения не исполнять его резолюции. Однако свое согла­сие царь обусловил требованием «все же заняться этим делом» ³⁵⁶.

В конечном итоге все эти жалкие уловки оборачивались са­мообманом и прямым, сознательным обманом верховной власти, целью которого было уверить царскую чету, что хотя в стране положение сложное, но оно никакой серьезной опасности для ре­жима не представляет. Примером подобного самообмана являет­ся приведенная история с проектом областной реформы, ибо совершенно очевидно, что Дума не поддалась бы на такой примитивный трюк, будь соответствующий законопроект вне­сен. Тот же Штюрмер уверял Наумова: у него такие хорошие отношения с Думой, что он не может назвать их «иначе как симфонией», что привело собеседника, знавшего истинное отно­шение Думы к Штюрмеру, в совершеннейшую ярость ³⁵⁷. Что же касается введения в заблуждение царскую чету, то здесь пальма первенства принадлежала Протопопову.

Так, например, незадолго до революции Протопопов предста­вил на имя царицы доклад, который состоял в основном из вы­держек и заявлений черносотенных организаций об обреченности революции (народ не допустит и расправится с революционерами). На вопрос в следственной комиссии, верил ли в это сам Протопо­пов, тот ответил отрицательно. На вопрос, зачем же тогда он послал такой доклад, ответ был дан следующий: «Хотел успокоить царицу и царя» ³⁵⁸. Если к этому прибавить, что сам Протопопов инструктировал черносотенных главарей по части присылки по­добных телеграмм и писем, картина будет полной.

Не менее характерен другой пример, связанный с арестом ра­бочей группы при Центральном военно-промышленном комитете. Протопопов лично выпросил санкцию царя на этот арест, сказав ему, что он расценивает эту группу как «центральный» и, разу­меется, революционный орган рабочих всей России, как «повторе-

ние организации Хрусталева-Носаря в 1905 году» (т. е. как Пет­роградский совет 1905 г.). За арест секции Протопопову в Царском Селе был «поставлен плюс»³'"'-’. Но Белецкий как профессионал был уязвлен до глубины своей полицейской души таким диле­тантством, выдаваемым за политическую дальновидность. «Я не­вольно покраснел и за Протопопова, и за департамент полиции», когда прочел официальное сообщение об аресте, где «простая ликвидация» выдавалась как борьба с вновь народившемся Сове­том рабочих депутатов. Арест свидетельствовал, по его мнению, о полном бессилии Протопопова перед действительными противни­ками существующего строя ³⁶⁰.