Царизм накануне свержения

К сказанному следует добавить, что министры обманывали не только царя, но и друг друга и своих единомышленников, руководствуясь соображениями местничества и соперничества. Тот же Протопопов, по его собственному признанию, утаил однажды важные сведения не только от царя, но и от военного министра и председателя Совета министров, которым был обязан эти сведения сообщить. Царю он их не сообщил, потому что «не хотел передавать ему неприятное», военному министру — потому, что «не любил Шуваева», а Голицыну «не давал всех сведений», потому что «хотел быть более осведомленным, нежели он, при докладах царю»³⁶¹.

Штюрмер в бытность свою премьером также из карьерных соображений не передавал царю записки Римского-Корсакова, активного участника его салона и полного единомышленника, в которой крайние правые требовали дальнейшего ужесточения реакционного курса. Ее позже, незадолго до отставки Штюрмера, передал царю Голицын ³⁶².

Надо ли доказывать, что «министерская чехарда» оказалась самым разрушительным образом на работе всех звеньев государст­венного аппарата, и до этого демонстрировавшего крайний бюро­кратизм, нерасторопность, неудержимую тягу к коррупции и дру­гие подобные качества? Еще до «министерской чехарды» Криво- шеин на одном из первых скрытных заседаний Совета министров жаловался на безделье чиновников, на то, что часто в департамен­те не встретишь ни одной души в рабочее время. «Государство,— возмущался он,— находится на пороге, быть может, непоправимой катастрофы, и его служащие не имеют права предаваться ниче­гонеделанию». В результате было решено ограничить неприсут­ственные дни воскресеньями и двунадесятыми праздниками ³⁶³, но вряд ли сами министры надеялись на то, что эта мера что-нибудь изменит. ,

Климович на допросе говорил, что он за все время пребывания на посту директора департамента полиции не получил от своего министра ни одного руководящего указания. «В этом-то была вся горесть службы,— пояснял он,— что я тщетно просил Христом богом дать мне какие-нибудь общие директивы...» и не получал их ³⁶\ Щербатов, в свою очередь, отрицательно характеризовал личный состав Министерства внутренних дел, который возник

в результате неделовой системы подбора ³⁶⁵. «Все как катилось по наклонной плоскости, так и продолжало катиться»,— дал свою оценку ситуации в связи с «министерской чехардой» другой быв­ший министр внутренних дел, А. А. Хвостов ³⁶⁶. Так обстояло дело в отношении ведомства, которое с точки зрения царизма являлось главным, особенно в обстановке развивавшегося и углуб­лявшегося революционного кризиса.

В провинции, разумеется, было не лучше, тем более что, как писал Муратов, «была не только министерская, но и вообще чиновничья чехарда» ³⁶⁷.

В связи с отставкой А. Н. Хвостова «Новое время» писало: «За истекшее полугодие с небольшим происходит уже двенадцатая смена на министерских постах вообще и третья в Министерстве внутренних дел». В течение года на 167 должностях генерал-гу­бернаторов и вице-губернаторов состоялось 87 перемещений. «Целый звездный дождь сановников, падающих, перемещающихся и совершенно сходящих с бюрократического горизонта!» — восклицала газета. Это «зрелище внушает тревогу»: государствен­ная служба превратилась в нечто вроде проходного двора и «утра­тила под собой твердую почву. Изолированная от народа бю­рократия уже не может больше держать на своих плечах всю тяжесть правительственной власти» ³⁶⁸.

Спустя полгода та же газета с еще большей тревогой отмечала пагубность «министерской чехарды». Смена министров начиная с конца 1915 г., говорилось в статье «Болезнь власти», «превра­тилась в своего рода систему управления». Средний срок пре­бывания на посту министра юстиции — 4,5 месяца, внутренних дел — 3. «Беспрерывная смена министров — это, конечно, только внешний симптом внутренней болезни государственного орга­низма... Все больше и больше разверзается пропасть между народом и бюрократической властью... Страна направляется по курсу без компаса и карты» ³⁶⁹.

То же писала и кадетская «Речь». «Можно себе представить его (чиновничества.— А. А.) отношение к своим обязанностям теперь, когда потеряно важнейшее преимущество государственной службы — устойчивость, когда каждый чувствует себя калифом на час»,— говорилось в одной из передовых ³⁷⁰ . Раньше при встрече спрашивали: что нового? Теперь задают вопрос: кто уходит? — писал Л. Львов в статье «Положение дел»³⁷¹. «Разруха управле­ния»,— делался вывод в еженедельном обзоре в связи с назначени­ем Голицына, Добровольского и Кульчицкого ³⁷².

Реакция «общественности» на «чехарду» и распутинщину до­вольно точно выразила следующая крылатая фраза, имевшая широкое хождение: «Прежде мы были боголепны и победоносны, а теперь хвастливы (от Хвостова.— А. А.), распутны и горе­мычны».

В свете изложенного возникает весьма существенный вопрос: неужели у царя так атрофировалась способность оценки обстанов­ки, настолько была искажена ориентация, наконец, потеряны